У истоков русской грамматической мысли - Кузнецов П.С.
Скачать (прямая ссылка):
Великая Моеква в языке толь нежна,
Что а произносить за о велит она . . .
Ломоносов понимал также, что третий установленный им диалект, украинский, противостоит обоим остальным, отличаясь от них больше, чем эти два различаются между собой. Но он не мог еще иметь представления о том, что это особый, самостоятельный язык. Как мы видели
вып. 150; его ж е. М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений, т. 7 (лингвистический обзор). — „Вопросы языкознания", 1953 г., № 6; Т. А. Шаповалова. Языковедческие воззрения М. В. Ломоносова.— „Ученые записки Борисоглебского Гос. пед. ин-та", вып. 1, Борисоглебск, 1956.
44 ііьішє, еще в XVIl в. название „русский" применялось не только к русскому языку в современном смысле слова, но также и к другим восточнославянским языкам, т. е. к украинскому и белорусскому. Оформление же украинского литературного языка на живой народной основе в XVIiI в. только еще начиналось, да и то это имело место уже после времени Ломоносова.
Серьезное знакомство Ломоносова с русскими памятниками различных эпох позволило ему сделать совершенно правильное наблюдение относительно устойчивости нашего языка, о сравнительно малом изменении, которому он подвергся на протяжении своего исторического развития. В своем сочинении „О пользе книг церковных в Российском языке" Ломоносов писал: „По времени же рассуждая, мы видим, что Российский язык от владения Владимирова до нынешнего веку, больше семи сот лет, не столько отменился, чтобы старого разуметь не можно было: не так как многие не учась не разумеют языка, которым предки их за четыреста лет писали, ради великой его перемены случившейся через то время". Это наблюдение показывает, что Ломоносов был знаком не только с историей русского языка, но и с историей некоторых других языков (есть основания думать, что лучше всего он был знаком с историей немецкого языка). Если мы сравним древнейшие дошедшие до нас памятники и современное состояние основных западноевропейских языков, принадлежащих к романской и германской группам (и немецкого в том числе), мы увидим, что эти языки на протяжении от древнейших памятников до наших дней изменились значительно больше, чем русский.
Ломоносов первый четко разграничил русский и старославянский языки (о том, что эти языки различаются, знал и Тредиаковский, но такого ясного представления об их различии, как Ломоносов, он еще не имел) и притом не только для своего времени, но и для эпохи древнейших дошедших до нас памятников. На то, что он понимал различие, существующее между старославянским и древнерусским языком, указывают как „Мнение", представленное по поводу сочинения Шлецера 16, так и
16 См. П. С. Б и л я р с к и й. Материалы для биографии Ломо носова. СПб., 1865, стр. 7С4.
45 „Примечания на предложение о множественном числе прилагательных" (эти „Примечания" были написаны Ломоносовым в связи с той полемикой, которую он вел с Тредиаковским по поводу орфографической нормы написания окончаний множественного числа прилагательных). „Речи в Российских летописях находящиеся,—-пишет Ломоносов в „Мнении" по поводу сочинения Шлецера,— разняться от древнего Моравского языка, на который переведено прежде священное писание. Ибо тогда Российский диалект был другой, как видно из древних речений в Несторе, каковы находятся в договорах первых Российских князей с царями Греческими. Тому же подобны законы Ярославовы, Правда Русская называемые; также прочия историческия книги, в которых употребительные речи в библии и в других церковных книгах по большей части не находятся и т. д.". Это рассуждение показывает, что Ломоносов прекрасно понимал, в каких именно древнерусских памятниках в большей степени отражается живой древнерусский язык, менее затронутый книжным влиянием. Как видно из приведенного высказывания, Ломоносов следовал ныне оставленной Моравской теории возникновения старославянского письменного языка. Эта теория опирается на традицию, восходящую еще к житиям Кирилла и Мефодия, но ее придерживались некоторые исследователи даже в XIX в., в эпоху же Ломоносова данных для установления действительной диалектной принадлежности старославянского языка было еще слишком недостаточно.
Памятники, отражающие язык в большей степени близкий к живому, Ломоносов выделяет и для позднейшего времени. Так, в „Примечаниях на предложение о множественном числе прилагательных", он, говоря о большей употребительности окончания -е сравнительно с окончанием -я, ссылается на „печатныя и рукописныя книги от Великороссиян сочинения, каковы суть уложение, указ-ныя книги и другия печатныя иписьменныя права и указы". Здесь речь идет об Уложении Алексея Михайловича 1649 г., в основном отражающем живой русский язык, и о различных московских памятниках делового письма.
Ломоносов знаком был не только со старославянским языком, но имел ясное представление и о славянской языковой группе в целом. Он знал, какие языки входят
46 в эту группу, какие территории занимают они теперь и какие занимали в прошлом. В одной из своих заметок он дает перечисление славянских языков, почти полностью соответствующее современным данным: „ Языки от словенского произошли: 1) Российской, 2) Польской, 3) Болгарской, 4) Сербской, 5) Чешской, 6) Словацкой, 7) Вендской". Под вендским языком Ломоносов понимает лужицкий. На то, что эти языки в эпоху возникновения Русского государства занимали частью иную территорию, чем теперь, указывает Ломоносов в своих „Возражениях" на диссертацию Миллера: „... Язык славенский во времена Руриковы, а по свидетельству Российских летописей и много прежде оного, простирался в длину с востока от реки Дона и Оки на запад до Иллирика и до реки Албы, а шириною с полудни от Черного моря и от реки Дуная до южных берегов Варяжского моря, до реки Двины и до Бела-озера; ибо им говорили Чехи, Ляхи, Моравы, Поморцы или Померанцы, Славяне по Дунаю, Сербы и Славенские болгары, Поляне, Бужане, Кривичи, Древляне, Новгородские славяне, Белоозерцы, Суждальцы и проч.". Наиболее подробно перечислены здесь восточнославянские племена, хотя, как видно, Ломоносов имел ясное представление и о южнославянских и западнославянских.
