У истоков русской грамматической мысли - Кузнецов П.С.
Скачать (прямая ссылка):
Много замечаний, посвященных различным угро-финским языкам, отдельными словами в них, роли угро-фин-
52 ских („чудских") народов и племен в формировании Русского государства, рассеяно у Ломоносова и в других местах.
Многочисленные замечания, имеющиеся в его грамматике, свидетельствуют о том, что он имел представление о характере самых различных языков, а также о письме самых различных народов. Так, он указывает там не только на различение гласных по долготе в греческом, латинском и немецком языке (см. § 34), не только на наличие р „картавого" (т. е. придыхательного) и с „шепелеватого" в греческом языке (он имеет в виду, очевидно, межзубное произношение среднегреческого и новогреческого &), не только на отсутствие ч и ы во французском языке, ж в немецком, но и на отсутствие р в китайском языке (см. § 22). Он указывает не только на наличие лишь мужского и женского, но не среднего рода в итальянском и французском языках и на различение рода лишь в местоимениях в английском языке, но и на полное отсутствие грамматического рода в турецком и персидском языках: „У Турков и Персов имена все одного общаго рода" (см. § 62). И весьма интересен общий вывод, который он делает на основании сопоставления различных языков с точки зрения категории рода: „Хотя разделение родов во многих языках употребительно; однако слову человеческому нет в том необходимой нужды" (там же).
Имеет он представление и о консонантном характере семитского письма — это видно из того, что говорит он об абиссинском письме: „У Абиссинцов самогласныя все слитно изображаются с согласными" (см. § 37), — и об иероглифическом характере древнеегипетского и китайского письма: „Хотя таковые сокращения в разных языках многи и различны; однако всегда за основание имеют неразделимыя части слова; и по сему далече отстоят от письма Иероглифическаго, каковое древние Египтяне употребляли, и ныне подобно видим у Китайцов. Ибо не взирая и не изследуя подробного разделения, которому человеческое слово подвержено, целыя понятия вещей равными начертаниями изображают, и мысли свои почти живописью представляют" (см. § 38).
Изучение различных языков, и в первую очередь русского, дало возможность Ломоносову подойти вплотную
53 к подлинно материалистическому пониманию отношений языка, мышления и действительности, к пониманию вместе с тем значения языка для развития человеческого общества. Поистине замечательны те общие соображения о языке, которые высказывает Ломоносов в начале своей „Грамматики", в наставлении первом, „О человеческом слове вообще". „По благороднейшем даровании, пишет он, которым человек протчих животных превосходит, то есть правителе наших действий, разуме, первейшее есть слово, данное ему для сообщения с другими своих мыслей. Польза его столь велика, коль далече ныне простираются произшедшия от него в обществе человеческом знания, которыя весьма бы тесно ограничены были, есть ли бы каждой человек воображенныя себе способом чувств понятия только в собственном своем уме содержал сокро-венныя. Когда к сооружению какой-либо махины приготов-ленныя части лежат особливо, и ни которая определеннаго себе действия другой взаимно не сообщает: тогда все бытие их тщетно и безполезно. Подобным образом, есть-ли бы каждой член человеческаго рода не мог изъяснить своих понятий другому; то бы не токмо лишены мы были сего согласнаго общих дел течения, которое соединением разных мыслей управляется, но едва бы не хуже ли были мы диких зверей, разсыпанных по лесам и по пустыням" (Российская грамматика, § 1). Существенным является здесь то, что выражаемые в словах понятия источником своим имеют ощущения, получаемые человеком из внешнего мира, из действительности. Прежние исследователи, например, редактор дореволюционного собрания сочинений Ломоносова акад. Сухомлинов, стремились во что бы то ни стало подыскать Ломоносовским высказываниям, и, в частности, данному, источник в зарубежной литературе. Так, Сухомлинов считал, что данное положение восходит к Локку. Но самое беглое сравнение положений Ломоносова и Локка показывает, насколько самостоятелен был наш первый ученый мыслитель. Здесь же Ломоносов отчетливо указывает на то, что без языка невозможен был бы никакой прогресс, никакое развитие в человеческом обществе, и подчеркивает именно общественное значение языка.
Много и других интересных и далеко опережающих его время положений, соображений и замечаний по по-
54 воду языка, его развития, взаимоотношений различных языков находим мы в сочинениях Ломоносова, как опубликованных при жизни его, так и долгое время спустя после его смерти остававшихся в рукописях. Но основной лингвистической заслугой его является создание им первой полной русской грамматики, оказавшей огромное влияние на всю последующую русскую грамматическую литературу.
VI
„Российская грамматика" Ломоносова представляет ценность в двух отношениях. Во-первых, в ней Ломоносов наиболее верно сравнительно с другими писателями-теоретиками языка XVIII в. угадал и вместе с тем привел в стройную систему правил тенденции, существовавшие в развитии нового литературного языка, оформляк-щегося на живой национальной основе; во-вторых, он понял и вскрыл специфические особенности русского языка, отличающие его от других языков. В этом отличие грамматики Ломоносова от общих философских грамматик, распространенных в XVII—XVIII вв. в западноевропейской литературе, в первую очередь, от грамматики Port-Royal'a. Ошибка многих прежних исследователей состоит в том, что они искали источники грамматики Ломоносова именно в этих философских грамматиках. И можно сказать, что в значительной мере заслуга именно Ломоносова в том, что наша последующая грамматическая литература в изложении и интерпретации фактов русского языка в большей степени опирается на категории,, свойственные русскому языку, чем западноевропейские грамматики, которые даже в XIX и XX вв. зачастую описывают грамматический строй западноевропейских языков, опираясь на категории античной грамматики.
