Интуиция совести - Ухтомский А.А.
ISBN 5-88986-13-5
Скачать (прямая ссылка):
Ухтомский со стыдом переживал национальный позор страны, отчетливо понимая, в какую окаянную историческую круговерть она позволила себя затянуть. Трагедия «соблазнившейся народной души» угнетала его фатальной безысходностью и легкомысленным отрицани-
20
ем веками проверенного достойного и спасительного пути — «внутреннего труда над собою христианской личности*.
Слепая стихия революции цинично обесценивала человеческую жизнь, и Ухтомский быстро испытал это на себе. Вспоминая а письме К Платоновой, как впервые попал в ЧК — в 1920 году в Рыбинске,— он рассказывал, что только счастливое стечение обстоятельств, «маленькая бумажка от Петроградского совета, бывшая в кармане», спасло его от смерти, когда «какой-то весь серый человек голосом привычного бойца со скотобойни» уже спрашивал, все ли готово для расправы. С той лоры зловещий «серый человек», в разных обстоятельствах и в разном обличии. не однажды напоминал Ухтомскому
0 себе — ив 1922-м, и в 1934-м, и в 1937-м, и в другие приснопамятные годы.
Унизительный гнет этих лет не мог, конечно, не влиять на моральное состояние Ухтомского и не отражаться на его переписке. Неспроста в 1934 году он писал Платоновой, что «нужно оградить себя молчанием», по крайней мере, быть осторожным в словах и, подобно египетским пустынникам, «бывать друг у Друга самым главным — сознанием общности делания», а в 1937-м жаловался ей: мол. все чаще, чего раньте с ним не случалось, обнаруживает в себе «подозрительность, нездоровую мнительность в отношении людей», и настаивал, что «трагедии в человеческой жизни преобладают», что излагать истину о мире следует «языком трагедии».
«Через кровь и дым событий» — так подвигалась История в той своей фазе, и Ухтомский, не переставая чувствовать себя «всплеском волны* во всемирном океане, не терял высочайшего, можно сказать — библейского, критерия во взгляде на происходящее вокруг.
В сентябре 1940 года, сокрушаясь, как «трудно идут теперь наши дни», придется ли еше увидеться, он писал Платоновой: «Да и все человечество в целом вошло в какую-то новую, очень тяжелую полосу своего бытня, когда мир вступает в новые муки рождения своего будущего».
А в последнем письме — от 22 июля 1942 года,— сознавая, что дни его сочтены, прощался с Варварой Александровной: «Возраст мой для нашей семьи большой, и немощи мои в порядке вещей. Жаль, что они совпали со столь трудными, жесткими для отечества и народа днями! Так нужны сейчас силы!.. Всего, всего, всего Вам доброго, прежде всего — дальнего зрения, которое не давало бы ближайшим и близоруким впечатлениям застилать глаза».
Сам он «дальнего зрения» не утрачивал никогда.
Алексей Алексеевич Ухтомский скончался 31 августа 1942 года в блокадном Ленинграде. Ему неоднократно предлагали выехать из 0^a ж денного города, но он догадывался, что болен безнадежно, и считал неразумным тратить остатки сил на далекое переселение. Насколь-ко позволяло здоровье, он продолжал привычную работу: вел пере-
21
писку с учениками, с эвакуированными коллегами по Физиологическому институту (который теперь носит его имя), посещал Университет, участвовал в семинарах и диспутах, в защите диссертаций,— он и умер, готовясь к очередному докладу на традиционной сентябрьской конференции, посвященной памяти И. П, Павлова, с которым у него было достаточно поводов для спора.,.
Вклад академика Ухтомского в физиологическую науку всемирно известен и неоспорим, И почти неизвестно его гуманитарное, иначе — литературное, наследие. Познавая как ученый тайны дарованной человеку жизни, он сполна изведал «странную» потребность писательства. Завещанное нм слово учителя и проповедника, подобно великим книгам, зовет людей к духовному братству.
Г, Цурикова, И. Кузьмичев
I
I -ЗА-
ДЕНЬ ОЖИДАЕМОГО ОГНЯ
ПИСЬМА К В.А. ПЛАТОНОВОЙ
НАША ПРЕКРАСНАЯ АЛЕКСАНДРИЯ
ПИСЬМА К И. И. КАПЛАН
ЗАСЛУЖЕННЫЙ
СОБЕСЕДНИК
ПИСЬМА К Е.И. БРОНШТЕЙН-ШУР
ДЕНЬ ОЖИДАЕМОГО ОГНЯ
Письма к В. А. Платоновой
I
Многоуважаемая Варвара Александровна, 1 очень мне грустно, что не могу воспользоваться Вашим добрым приглашением на это воскресенье. Хотя я уезжаю только в Успеньев день, но меня удерживают эти дни в Петербурге отчасти некоторые спешные дела, которые надо сделать до отъезда, главное же, весьма тяжелое настроение под влиянием рыбинских известий и в предвкушении тамошних впечатлений,— настроение, которым могу быть только в тягость всем вам. Помимо глупых дрязг в моем доме, отнимающих последний покой у бедной сестры Лизы, какая-то глупая и злая судьба делает так, что Лиза с болезнью мужа должна опять встать в зависимость от бездушной, безгранично эгоистической матери. И мало того, что, с постепенным умиранием мужа, у Лизы рушится все «свое» и «любимое», у нее пропадает теперь и то «родное», что казалось ей таким до замужества. Мать теперь решительно отталкивает Лизу от себя и не хочет ее видеть, злобствуя за ее якобы участие в ненавистном для княгини сватовстве сестры — Марьи.
Вот она где — тупая и слепая злоба проклятого мещанского миросозерцания! «Дух глухий и немый», которого не побеждают не только жалкие попытки социалистов, но и сам Христос.