Джигитовка казаков по Белу Свету - Стрелянова П.Н.
ISBN 5-9524-2115-6
Скачать (прямая ссылка):
Разве я тогда думал, что в последний раз покидаю тебя — широкий, раздольный, цветущий, богатый, обильный — мой Край Родной!
171
гл. солодухин
Ведь там была свобода. Стыда и позора не знали. Там родимая мать своей грудью кормила. Там, в родном краю, провел я свои сладкие юные годы. Там скакал я верхом на хворостинке, воображая, что скакал на резвом коне. И чтобы ни в чем не отставать от друзей — вихрем летал по свободным полям. А острые колючки кололи мои босые ноги... но быстрые детские ножки тогда боли не знали.
Теперь мне мерещатся твои широкие, раздольные просторы свободных степей, целины, и ароматы душистых разнообразных степных трав, и острые запахи чебаря, мяты, лазорика, тюльпана, козельчика, дикого мака; катрана, который мы, дети, с жадностью ели.
Бабник, белый ковыль, большая колючая татарка, перекати-поле, дикий кустами терен и душисто-сладкая степная ягода — земляника. Там была радостная жизнь — воля и для птичьего царства. Рано-рано, свежей утренней зарей, высоко в воздухе жаворонок заливается, мило песенку поет. А где-то далеко-далеко, чуть доносится слух — то стрепет «точок себе бьет». А перепела кричат: «пить-пенек!.. хавав-хавав!» А чибисы из-под куста спрашивают, «чи-вы, чи-вы?» А под катранным кустом деркач кричит «дррр!.. дрр!» Смотришь — как пуля, со свистом, быстрый ястреб погнался за беспомощной птичкой. А сизокрылый орел, высоко поднявшись в воздух, за добычей своей наблюдает.
Там, в родных степях, было и птичье раздолье, и от Бога природная красота! А разве могу я забыть тебя, наш гордый, высокий Бухмист-кур-ган?.. С тебя была видна вся наша станица как на ладони! Там мы, твои дети, наедались сладко-приторного солодского дикого дубца! Твоей природной красоты и богатства, Родимый Край, не описать мне до конца!
Мы прибыли в Казань приблизительно в 20-х числах июля 1920 года. Нас разместили в больших палатках. На второй день разбили по ротам. Поставили ротных командиров и взводных — всех из своих же рядов. Выдали солдатское обмундирование и к нему — лапти. Мы их сразу же сожгли. В то время дисциплина у красных была слабая, и озорничать было можно. Многие из нас на занятия выходили босыми, так как ботинок не выдавали. В сутки — 10 часов учения. Июль, август и сентябрь были жаркие месяцы. Кормили же нас селедочным супом. А астраханские селедки, что шли на суп, были большие и от жары — с червями. Такие супы вызывали сильную жажду, и мы пили очень много воды.
Прошло недели две, как наш взводный командир-кацап увидел, что многие из нас хорошо владеют винтовками. Он подает команду: «Коли! и на выпаде — остансь!»
Этот прием не знали все казаки, особенно кавалеристы. В нашем взводе было человек сорок обучающихся строю. Мы задержались «на выпаде»,
172
ДЖИГИТОВКА КАЗАКОВ ПО БЕЛУ СВЕТУ
а он стал обходить и поправлять каждого, указывая, как правильно держать винтовку. Я стоял посреди взвода. Как пластун, да еще учебного батальона, я взял винтовку по всем правилам. Вообще винтовка в моих руках была всегда легка, как игрушка. Но как хорошо ею ни владей, держать ее на выпаде целых полчаса не под силу. У меня стали дрожать руки. Другие опустили штыки вниз. В это время взводный красный командир хотел показать всем пример с меня, как надо держать винтовку, при выпаде. От усталости я уронил винтовку и в это же время взводный, как нарочно, взглянул в мою сторону. Он сразу же подбежал ко мне и как заорет на меня: «Ты что? Бросать винтовку! Я тебя научу, как винтовкой владеть!»
Вот тут-то шкарбануло меня за мое казачье сердце, и я ему возразил: «Ты?., ты меня будешь учить, как винтовкой владеть? Я тебе покажу! Я — унтер-офицер Белой армии, да еще учебного батальона». Так отчеканил я своего красного командира взвода.
Конечно, я учебного батальона не кончил. Настоящим урядником не был. Но я настолько чувствовал себя выше этого начальника, что имел право перед ним и похвалиться, сказав, что я унтер-офицер.
Тут наш взводный совсем рассвирепел. Он как заорет на меня и вообще на всех нас: «Белогвардейцы, бандиты!» И, бросив взвод, пошел куда-то. Мы же остались стоять в строю. Минут через 10—15 взводный привел с собой человек десять. То был командный состав — оба командира батальона, командир роты, комиссар. Взводный вызывает меня вперед. Командир батальона спрашивает: «Почему вы не хотите слушать своего взводного начальника?» А я ему в ответ: «Я слушаюсь, но не мог удержать винтовку на выпаде целых полчаса и уронил ее».
Он спрашивает дальше: «В белых частях служил? В каких именно? Поступил добровольно или был мобилизован?»
Я ему совершенно откровенно ответил, что служил в Кубанском учебном батальоне и был туда мобилизован. Батальонный что-то тихо поговорил с окружающими и сказал вслух: «Пластуны — это доблестные вояки. Значит, ты унтер-офицер?» — переспросил он. Я подтвердил. Он же продолжает: «А вот мы в таких теперь и нуждаемся. Есть ли еще такие здесь в строю, как ты?» Я вновь ответил «Есть!» — «Вызови их вперед», — говорит батальонный. В это время мои друзья стояли в строю, думаю, ни живые ни мертвые. Вот он вызовет, и мы «попадемся»... Так и вышло. Я вызвал своих друзей — подхорунжего и георгиевского кавалера Алексея Дорофеевича Белова, Ивана Тучкова и Астафия Казачкова. Все они — мои станичники, а с последними двумя я был вместе в учебном батальоне. Четвертый, вызванный мною, иногородний с хутора Романовского. Он был фельдфебелем Корниловского ударного пехотного полка и иер-
