Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
«Мудрствующих» без разрешения начальства людей в тогдашней Московии было немного, и они, подобно Максиму Греку, были все на виду: задача розыска в данном случае состояла лишь в сборе достаточного количества компрометирующих их сведений и свидетельств. Куда труднее было выявить тех, кто пытался бежать за границу: по каждому факту «измены» (включая удавшиеся и неудачные попытки побега) проводилось тщательное расследование. Таких дел было сравнительно много, а круг беглецов весьма широк.
В первую очередь в намерении бежать в Литву (а других вариантов эмиграции из России в описываемое время не было) подозревались знатные лица: удельные князья, бояре и т. д. В старину у военных слуг существовало право «отъезда»: они могли (по крайней мере, в принципе) перейти, «отъехать», от одного князя на службу к другому. С образованием единого Русского государства с этим правом было покончено: «отъезд» с великокняжеской службы куда-либо теперь расценивался как «измена». Стремясь привязать к себе своих слуг покрепче, московские государи заставляли их целовать крест в пожизненной неотступной ,службе, а для большей надежности требовали, чтобы по данном человеке поручились (на определенную, весьма значительную сумму) другие знатные лица и дворяне. В каждом конкретном случае об актах присяги и поручительства
18 составлялись специальные записи, хранившиеся в государственном архиве. Самые ранние из дошедших до нас крестоцеловальных и поручных грамот датированы 1474 годом и относятся к князю Даниле Дмитриевичу Холмскому. Or XVI же века сохранились десятки подобных грамот.
- Поводом к составлению таких «гарантийных» документов обычно служила опала на того или иного князя или боярина. Прощение государем опальному его вины (реальной или мнимой) обязательно сопровождалось присягой помилованного на кресте и выдачей его на поруки. Соответствующие записи оформлялись по единому образцу и содержали ряд обязательных пунктов. Чтобы не быть голословным, процитирую один из подобных документов — крестоцеловальную запись князя Ивана Федоровича Вельского от 20 сентября 1524 года.
Начинается грамота со стереотипного упоминания о некоем «проступке» князя И. Ф. Вельского6, за который он «бил челом» государю Василию Ивановичу шея Руси и, по ходатайству митрополита Даниила и других церковных иерархов (также стандартная формула. — М. К.), был прощен. Далее князь Иван Вельский принимает на себя ряд обязательств: «мне, князю Ивану, от своего государя, от великого князя Василья Ивановича всеа Русии и от его детей из их земли в Литву к Жигимонту королю Польскому и великому князю Литовскому и к их детем, или кто иной государь будет на Польской земле и на Великом княжестве Литовском, никак не огьехати; также мне, князю Ивану, и ко государя своего великого князя Василья Ивановича всеа Русии братье, ни инуды никуды никак не огьехати и до своего живота» (т. е. пожизненно. — М. К.). Затем он обещал никоим образом не вступать в контакт с правителем Польши и Литвы и его подданными, а своему государю Василию Ивановичу всея Руси, его жене и детям (еще не родившимся! — М. К.) — «добра... хотети везде во всем в правду, безо всякие хитрости»; «лиха» им «ни думати, ни делати никакими делы», если же князь Иван услышит или узнает что-либо о «лиходее» государевом, он обязуется доложить об этом Великому князю. Все эти обязательства Вельский скрепил присягой — целованием креста у гроба св. Петра (в Успенском соборе Кремля) — и дачей этой грамоты за подписью и печатью митрополита Даниила.
Несмотря на все эти гарантии, побеги за рубеж оставались в первой половине XVI века широко распространенным явлением, а донос на кого-либо с обвинением в намерении «отъехать» в Литву — верным способом свести счеты со своими недругами.
На юго-западной окраине Русского государства в первой четверти XVI столетия существовали два полусамостоятельных княжества — Новгород-Северское и Стародубское. Первое из них принадлежало тезке Василия III, князю Василию Ивановичу Шемячичу, а второе — другому тезке, князю Василию Семеновичу, женатому на государевой свояченице (сестре Соломонии Сабуровой, Марии). Свояк всячески старался доказать Великому князю свою преданность, в том числе и с помощью постоянных доносов на соседа — князя Василия Шемячича (при этом» возможно, Василий Ста-родубский не только демонстрировал лояльность государю, но и рассчитывал при случае получить хотя бы часть владений оговоренного им соседа). Сохранившиеся документы 1517 года дают представление о мерах, принятых Василием III после получения очередного такого «сигнала».
В июле указанного года князь Василий Семенович прислал к Великому князю в Москву своего человека Иванка, а в сопроводительной грамоте
19 написал, что тот Иванко вернулся из литовского плена и сообщил, что слышал в Литве о гонце, присланном Шемячичем к воеводе Олбрахту Гацггольду: Шемячич-де «хочет королю служить и с городы». Сходное известие Василий III получил от князя Федора Пронскош, который, ссылаясь на своего «человека», ранее служившего в уделе Шемячича, доносил, что тот сносился с королем и Гаштольдом, еда и из Литвы у него люди были от короля».
