О природе живого: механизмы и смысл - Ичас М.
ISBN 5-03-002805-6
Скачать (прямая ссылка):
Синтаксис
“Настоящий язык” в том смысле, в каком этот термин употребляют многие лингвисты, предполагает способность устанавливать между словами определенные отношения, т. е. способность пользоваться синтаксисом. Средства для этого в различных языках могут быть разными. В английском это в основном зависит от порядка слов: например, фраза the man loves ihe dog означает “человек любит собаку”, а фраза the dog loves the man — “собака любит человека”. Но во многих других языках, например латинском и русском, соподчинение слов выражается их формой, а не порядком. Так, homo сапет amat по-латыни тоже означает “человек любит собаку”. Homo здесь именительный падеж, а сапет
винительный, поэтому фраза не изменит смысла и после перестановки: сапет arnat homo. Таким образом, синтаксис не сводится к одному лишь расположению слов.
Развитие синтаксиса было вызвано в основном стремлением уменьшить возможность языковых двусмысленностей. Коммуникация между шимпанзе, так же как и разговор с очень маленькими детьми, касается в основном ситуации “здесь и сейчас”. Несомненно, так обстояло дело и у древнейшего человека: контекст исключал неоднозначность понимания и сводил потребность в синтаксисе к минимуму. Когда вы говорите своему другу “дай мне” и одновременно протягиваете руку к банану, который он держит, он тотчас поймет, что вы подразумеваете под этим “дай мне банан”. Но если вы хотите выразить более сложную мысль, например “дай мне банан, или я стукну тебя по голове”, недостаточно просто сказать “банан стукнуть голова”, так как это можно будет понять и как просьбу ударить по голове бананом.
В языке, которому обучали обезьян, уже содержалось некоторое понимание взаимоотношений между словами. Можно сказать, что шимпанзе пользовались жестами “продуктивно”, в том смысле, что они употребляли сочетания слов для образования новых слов или понятий: например, лебедя называли “водяной птицей” (сочетание жестов “вода” и “птица”) независимо от того, видит ли его обезьяна в воде или нет. Но способность шимпанзе к построению предложений весьма ограниченна: большинство предложений состоит только из одного или двух слов. На этом основании многие лингвисты отказываются признать за шимпанзе способность пользоваться языком. Отчасти это связано с желанием спасти, если это вообще возможно, представление об уникальности человека — стремлением столь же сильным у некоторых ученых, как и у теологов.
Конечно, легко дать языку человека такое определение, чтобы язык, которому обучаются шимпанзе, нельзя было считать языком. Однако подобная попытка ad hoc спасти “уникальность человека” ведет к серьезным трудностям. Тот уровень, которого достигают в развитии языка обезьяны, примерно соответствует уровню двух- или трехлетних детей — они тоже общаются с помощью предложений, состоящих из одного-двух слов. Никто как будто не сомневается, что двух-трехлетние дети говорят на человеческом языке, в том смысле, что их язык есть стадия в развитии языка взрослых. Но всякая попытка определить “человеческий язык” таким образом, чтобы язык шимпанзе оказался “не языком”, ведет к заключению, будто и язык двух-трехлетних детей не имеет отношения к человеческому. По-видимому, куда более разумно
говорить, что, хотя язык, которому обучаются шимпаизе, действительно лишен многих свойств “нормального” человеческого языка, он тем не менее сходен с одной из стадий в его развитии.
Для понимания последующих стадий, особенно путей развития синтаксиса, полезно было бы изучить примитивные человеческие языки, но оказывается, что таких уясе нет. Все современные языки находятся в структурном отношении на одном и том же уровне. Их словарный состав различен, но каждый язык быстро создает или заимствует новые понятия, когда в них возникает надобность. Например, у огнеземельцев не было слова, эквивалентного английскому junc bonds, но его не было и у англичан, пока они не начали наводнять рынок своими товарами.
Поле Брока
Синтаксис выходит за пределы возможностей шимпанзе по анатомическим причинам. В левом (но не в правом) полушарии человеческого мозга имеется область, называемая “полем Брока”. Она находится возле того участка мозга, где расположены различные моторные центры, управляющие движениями рук, губ и т. п. (см. рис. 26-6, А). При повреждении этой области, например в результате инсульта, страдает речь, что выражается в так называемой афазии — частичной или полной неспособности говорить и понимать речь. Существует множество различных форм афазии, проявления которой, видимо, зависят от точной локализации и величины очага поражения. Замедляется и ухудшается артикуляция звуков, нарушается грамматический строй речи; например, у говорящих на английском языке могут выпадать слова “the”, “is” и т. п. Иногда понимание простых предложений, вроде “она увидела мужчину, мужчина курил трубку", не нарушено, однако восприятие более сложных конструкций, например ‘‘она увидела мужчину, который, как ей показалось, курил трубку”, составляет определенную трудность.
В левом же полушарии мозга у человека расположено и поле Вернике, связанное с другим полем, получающим сигналы от слуховой системы (см. рис. 21-6, Л). При повреждениях в этой области возникают трудности в понимании слов, и хотя речь может оставаться беглой, ее содержание становится пустым и лишенным смысла. Поле Вернике относится к числу “слуховых ассоциативных зон”, от него зависит установление связей между звуками и другими сигналами, например приходящими из кладовых памя’ги.
