Англия под властью дома Стюартов. Т. 1 - Юм Д.
ISBN 5-89329-355-Х
Скачать (прямая ссылка):
Пока комитет общин работал над петицией о праве, приверженцы обеих партий как в парламенте, так и в стране, горячо спорили об этом билле, которому, по всей вероятности, суждено было составить целую эпоху в истории английской системы правления.
Что статуты, утверждали сторонники общин, гарантирующие английскую свободу, отнюдь не устарели, явствует из того, что англичане всегда были свободными людьми и всегда управлялись законом и смешанной конституцией. В особенности же привилегии, основанные на ВЕЛИКОЙ ХАРТИИ, должны всегда оставаться в силе, ибо происходят они из источника, который обладает незыблемым авторитетом и во все времена рассматривался как священный и нерушимый договор между королем и
6 Зак 364 5
162
События 1628 года
народом. Наши благородные предки ценили эту хартию так высоко, что тридцать раз добивались ее подтверждения и даже гарантировали ее особой нормой, которая хотя и является общепризнанной в теории, кажется неисполнимой на практике. Они установили в качестве принципа, что даже статуты, если они приняты в противоречии с какой-либо статьей этой хартии, не могут иметь силы или действия. Но что касается важнейшей статьи, гарантирующей личную свободу, то они не только никогда не пытались нарушить ее каким-либо законом, но подтвердили шестью статутами, поставив ее таким образом вне всякого сомнения и спора. Если же ее часто нарушали на практике, то ведь злоупотребления не способны заменить собой законы, и никакие законные права и полномочия не могут выводиться из несправедливостей и беспорядков. Между тем право подданных на личную свободу не только основывается на древних и, следовательно, священных законах, но и полностью подтверждается АНАЛОГИЕЙ между формой правления и конституцией. Свободная монархия, в которой все люди — рабы, есть очевидное противоречие: там, где законы устанавливают привилегии различных сословий государства, необходимо также, чтобы они обеспечивали свободу отдельных лиц, И если бы в этом пункте можно было проводить какие-то различия, то было бы разумнее предоставить в полную власть государя жизнь или собственность, поскольку эта уступка не породила бы никакой прямой угрозы для законов и для привилегий народа. В самом деле, лишение жизни без приговора суда — это вопиющий акт деспотизма, и он не может тотчас же не возмутить естественное человеколюбие государя и не поднять тревогу по всей стране, А конфискация имущества, будучи сама по себе отвратительным насилием, кроме того навлекает на монарха столь жестокие упреки в алчности и корыстолюбии, что правители цивилизованных стран редко осмеливаются на такие поступки. Между тем тюремное заключение является карой хотя и не столь ужасной внешне, однако не менее суровой по существу, и нет такого человека, сколь угодно мужественного и стойкого, чей дух не сломила бы в конце концов сама продолжительность бесславных и безвестных тюремных мук. А значит, право заключать в тюрьму без суда — самое мощное и естественное орудие тиранического правления — абсолютно необходимо уничтожить в правлении свободном и законном.
Приверженцы двора рассуждали иначе. Истинным порядком правления, говорили они, в любую эпоху является тот, к которому народ привык с незапамятных времен и которому он подчиняется быстро и без усилий. Реальная практика, которую он всегда воспринимал чувствами, бесчисленные примеры которой он видел или о которых слышал, обладает для народа гораздо большим авторитетом, чем отвлеченные теории, выведенные из устаревших статутов или покрытых плесенью хартий. Тщетно законники устанавливают в качестве принципа, что статут не может утратить силу под действием противоположного обычая, но должен быть формально аннулирован статутом противоположного свойства. Пытаясь
Глава VII
163
защитить аксиому, характерную лишь для английской юриспруденции, они погрешают против самых бесспорных принципов человеческой природы в целом и даже неизбежным образом противоречат в своих рассуждениях природе самого закона, который им угодно представлять столь священным и неприкосновенным. Чтобы закон имел какой-либо авторитет, его источником должна быть правомочная законодательная власть. Но откуда же проистекает правомочность решений любой законодательной власти, как не из давно существующего обычая и твердо установившейся практики? Если когда-либо, из-за неопытности сенатов и государей или по причине насилия мятежных партий, закон, противоречащий общему благу, был опрометчиво принят и санкционирован, то он не может быть отменен более действенным и бесспорным образом, чем посредством ряда противоположных прецедентов, которые ясно доказывают, что по всеобщему молчаливому согласию его игнорируют как негодный и неисполнимый. Именно так и обстоит дело со всеми статутами, принятыми в смутные и беспокойные времена с целью ограничить королевскую прерогативу и стеснить государя в исполнении законов и в защите народа. Но среди всех частей прерогативы важней всего для нас сохранить право монарха заключать в тюрьму. Раздоры и несогласия, подобно болезням, нередко возникают в любом политическом теле, и во время подобных расстройств лишь целительное применение этой дискреционной власти способно предотвратить гражданские войны и мятежи. Ограничить это право, указать его точные пределы — значит уничтожить его сущность; совершенно его отменить — невозможно на практике, и сама попытка это сделать окажется для общества чрезвычайно опасной, если не роковой. В самые тяжелые и смутные времена высший магистрат, действуя из благоразумия или из чувства долга, никогда не позволит государству совершенно разрушиться, пока остается у него возможность использовать это средство, как бы оно ни противоречило обычным нормам и законам. Если же он, движимый заботой об общем благе, употребляет свою власть вопреки недавно принятым ясным и определенным статутам, то с какой жадностью в эти опасные времена хватаются вожди бунтовщиков за подобный предлог, чтобы обвинить его в тирании и деспотизме! Но будь здесь абсолютно необходим выбор, человеческому обществу, без сомнения, лучше было бы утратить свободу, чем остаться без всякой власти.
