Англия под властью дома Стюартов. Т. 1 - Юм Д.
ISBN 5-89329-355-Х
Скачать (прямая ссылка):
158
События 1628 года
откровения, общины заключили, что при первом же удобном случае король немедленно их распустит и с этого момента будет считать себя вправе еще более открыто нарушать старинные конституционные порядки. И тогда уже не останется иного выхода, кроме мятежей и гражданской войны, результат которых был бы чрезвычайно сомнителен, но которые при любом исходе принесли бы народу страшные бедствия. Чтобы устранить недавние злоупотребления в администрации, необходимо принять новые законы, которые, конечно же, не придутся по вкусу государю, до такой степени влюбленному в свою прерогативу, а значит, неизбежную суровость решений нужно смягчить умеренным тоном и благопристойной сдержанностью дебатов. Ничто не способно внушить нам более высокого мнения о талантах лиц, руководивших тогда общинами, и о приобретенном ими авторитете, нежели тот факт, что они сумели составить и осуществить столь благоразумный и сложный план действий.
И однако та почтительная сдержанность, которую народные вожди предписали себе и рекомендовали другим, не помешала им весьма громко и решительно выразить свое недовольство по поводу бедствий, постигших в последнее время нацию. Сэр Фрэнсис Сэймур сказал: «Мы — высший совет королевства (339', и, несомненно, именно здесь — и, может быть, только здесь — Его Величество, словно в правдивом зеркале, способен узреть истинное состояние королевства. Мы призваны сюда по его воле, дабы подать ему нелицемерный совет, подобающий его чести и сану, и сделать это мы должны без всякой лести. Мы также посланы сюда народом, дабы представить его справедливые жалобы, и совершить это мы обязаны без всякого страха. Так не станем же вести себя, подобно судьям Камбизовым 1Ш\ которые, когда государь потребовал их согласия на какую-то незаконную меру, отвечали: Хотя существует писаный закон, персидские цари вправе поступать по собственной воле и желанию. Это была низкая лесть, не подражания, но осуждения нашего достойная, ибо лесть, как и страх, лишает человека разума. Что до меня, то я стану остерегаться и того и другого; я скажу Его Величеству правду с величайшим почтением, но не забуду об интересах народа.
Но как можем мы выразить нашу любовь, по-прежнему испытывая и страх? Как заговорим о том, чтобы нечто дать королю, если не знаем, а есть ли у нас вообще то, что можно давать. Ибо если Его Величество можно убедить силой взять все, что ему угодно, то зачем же нам отдавать что-либо добровольно?
А что это было сделано, явствует из расквартирования солдат по частным домам, совершенно бесполезного для короля и весьма обременительного для общества, а также из заключения в тюрьму отказавшихся внести заем джентльменов, которые, соверши они из страха противное, заслуживали бы такого же порицания, как и те, кто задумал эту деспотическую меру. А в оправдание и защиту подобных действий разве не звучали с церковных кафедр проповеди, а точнее, вздорные речи о том, что все наше есть по божественному праву королевское? Но когда проповедники
Глава VII
159
изменяют своему призванию и становятся невежественными слугами короны, то мы видим, с какой готовностью продают они чистую совесть за епископский сан.
Должен согласиться: тот не будет хорошим подданным, кто не отдаст с радостной готовностью свою жизнь, если жертва эта может послужить интересам его государя или благу нации. Но не верным подданным, а низким рабом окажется тот, кто позволит, чтобы его лишали имущества вопреки его желанию и свободы — вопреки законам королевства. Противясь подобным действиям, мы лишь идем по стопам наших предков, которые интересы общества всегда ставили выше личного интереса, более того — выше самой жизни. И если мы откажемся от этого права и притязания, то согрешим перед собой, перед нашей совестью и перед нашим потом-ством»5.
«Я читал, что у древних римлян, — говорил сэр Роберт Филипс, — было в обычае устраивать ежегодные празднества, на которых рабы получали полное право говорить все, что им заблагорассудится, дабы облегчить таким образом свои печальные души; когда же эти празднества заканчивались, они возвращались в прежнее рабское состояние <2Ш.
Это древний обычай может до известной степени объяснить наше нынешнее положение. После недавних перемен и прискорбных попусти-тельств множеству насилий и притеснений мы, словно римские рабы, получили на один день свободу слова. Я, однако, надеюсь, что рабами мы уже не станем, ибо родились мы свободными. Но какие именно новые незаконные меры легли тяжким бременем на наши личности и имущества, — об этом жаждет поведать мое сердце, но не решается сказать мой язык.
Притеснения, от которых мы страдаем, я подразделяю на два вида: деспотические действия власти, противоречащие закону, и судебные решения, посягающие на нашу свободу*.
Упомянув три незаконных решения, вынесенных судами на его памяти (первое, согласно которому шотландцы, родившиеся после восшествия на престол короля Якова, получили все права английских подданных; второе, оправдывающее новые пошлины, и, наконец, третье, недавнее, санкционировавшее произвольные аресты), сэр Роберт Филипс продолжал:
