Православная Педагогика - Шестун Евгений
ISBN 5-89510-010-4
Скачать (прямая ссылка):
Но не только «непостижимую судьбу» винит Чаадаев, он видит во всем, что происходит в нравственном мире, долю человеческого участия. «По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии, к предмету глубокого презрения этих народов... и мы восприняли идею в столь искаженном людской страстью виде. В Европе все тогда было одушевлено животворным началом единства... Сколько ярких лучей тогда уже вспыхнуло среди кажущегося мрака, покрыва
ющего Европу. Большинство знаний, которыми ныне гордится человеческий ум, уже угадывалось в умах; характер нового общества уже определился и, обращаясь назад, к языческой древности, мир христианский снова обрел формы прекрасного, которых ему недоставало. До нас, замкнувшихся в нашем расколе, ничего из происходившего в Европе не доходило. Нам не было никакого дела до великой всемирной работы» (33. 331). Отличие России от Европы Чаадаев видит в разнице их религиозных судеб.
Очевидно, что не философские взгляды П.Я. Чаадаева, в основе которых лежит особая религиозная установка, а их опровержение сформировало течение самобытной религиозно-философской мысли в России. .
Чаадаева принято называть первым западником. Г.В. Флоровский объясняет, что первым его можно считать условно, поскольку в его поколении практически все были западниками, а часто и просто западными людьми. Но он был своеобразным религиозным западником, тогда как большинство склонялись в атеизм, рационализм и позитивизм. В тоже время, по мнению Флоров-ского, религиозность Чаадаева есть самое неясное в нем. «У этого апологета римской теократии, — писал Г.В. Флоровский, — в мировоззрении всего меньше церковности. Он остается мечтателем-нелюдимом, каких много было именно в александровское время, среди масонов и пиетистов. Отсюда какая-то странная прозрачность его историософических схем. Самое христианство ссыхается у него в новую идею...» (30. 247-248).
Масонство, к которому Чаадаев примкнул еще в 1814 году в Кракове (а затем состоял в ложах до 1821 года, достигнув весьма высоких степеней посвящения), оказало на Чаадаева бесспорное влияние. (33. 577, 759). К этому времени в масонстве соединились мистическое внецерковное, а точнее — надцерковное и радикальное рационалистически-преобразовательное направления. Это влияние ощущается и в первом «Философическом письме». «Я Вам, кажется, как-то сказал, — писал Чаадаев, — что лучшее средство сохранить религиозное чувство - это придерживаться всех обычаев, предписанных Церковью... Есть только одно исключение из этого правила, имеющего безусловный характер, - а именно, когда обретаешь в се
Религиозное мировоззрение П. Я. Чаадаева
бе верования более высокого порядка, нежели те, которые исповедают массы, верования, возносящие душу к тому самому источнику, из которого проистекают все убеждения, причем верования эти нисколько не противоречат народным, а напротив, их подтверждают; в таком случае, но единственно в этом, позволительно пренебречь внешней обрядностью, чтобы свободнее посвятить себя более важным трудам» (33. 322).
На религиозные искания Чаадаева имел влияние близкий знакомый его молодости Д. Облеухов, который вел мистический дневник «Заметки о духоведении», оказавшийся в руках Чаадаева. Облеухов пытался решить задачу, превышающую человеческие силы, — искоренить из души «самость», которая, по учению мистиков, явилась следствием грехопадения. (33. 12; 34. 435)
Сыграл свою роль и Ф.В.И. Шеллинг, с которым Чаадаев познакомился и беседовал в 1825 году в Карлсбаде, а впоследствии и переписывался (34. 75-78, 144-148). В Англии в 1825 году Чаадаев встречался с религиозным деятелем и миссионером Ч. Куком (33. 576-577). Имел он переписку с неким У. Александером, с которым беседовал в Англии на религиозные темы в 1823 году (34. 416-417).
Можно говорить о том, что примерно с начала двадцатых годов XIX века, когда Чаадаев путешествовал по Европе, у него зародился, а впоследствии углубился и к 1829-1830 годам оформился особый религиозный историко-философский взгляд на мир, который со временем претерпевал изменения в деталях, не изменяясь в своих основах. С годами он начал видеть особый высший смысл бытия России. В письмах к А.И. Тургеневу Чаадаев писал: «Вы знаете, что я держусь того взгляда, что Россия призвана к необъятному умственному делу: ее задача дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе» (34. 92). И тут же говорит о том, что он любит в своей стране только будущее. «Провидение создало нас слишком великими, - пишет он в другом письме, — чтоб быть эгоистами; что оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества... все наши мысли в жизни, науке, искусстве должны отправляться от этого и к этому приходить... в этом наше будущее, в этом наш прогресс» (34. 96). И опять, на первый взгляд, парадоксальный поворот мысли — в этом же письме совершенно другие слова о России. «Возьмите любую эпоху в истории западных народов, - писал Чаадаев, — сравните ее с тем, что представляем мы в 1835 году по Р.Х., и вы увидите, что у нас другое начало цивилиза
