Англия под властью дома Стюартов. Т. 1 - Юм Д.
ISBN 5-89329-355-Х
Скачать (прямая ссылка):
Легко понять, в каком безвыходном положении оказался теперь Карл. Согласно его собственным уступкам, согласно общим принципам английской системы правления и формальному смыслу каждого билля, предоставлявшего королю эти пошлины, единственным источником потонного и пофунтового сборов являлся добровольный дар народа, а следовательно, народ мог взять его обратно по своему желанию. Пусть даже подобный отказ был бы неразумным, народ отказывал бы лишь в том, что принадлежало ему по праву. Если же государственные интересы настоятельно требовали предоставления этих сумм, то, надо полагать, требовали они также и того, чтобы король принял условия, ценой которых он только и мог их получить. Хотя смысл пошлины был в том, чтобы предоставить королю возможность охранять моря, отсюда не следовало, что необходимость защиты морей сама по себе, без всяких дальнейших формальностей, давала ему безусловное право на этот доход, ибо народ по-прежнему сохранял за собой право судить, в какой мере несение данной ооязанности требовало взимания соответствующих сборов. Но Карл, вопреки своей публичной декларации, отнюдь не желал соглашаться с этим выводом во всем его объеме. Карл видел, что из всех этих строгостей, уловок и тонких
176
События 1629 года
умствований прямо вытекает, что он, без всякой общественной необходимости и без всякой собственной вины, вдруг, и чуть ли не с момента восшествия на престол, оказывается правителем, весьма отличным по своим полномочиям от всех своих предшественников, с неизбежностью попадая в полную зависимость от подданных, над которыми прежние короли, в особенности те, кто царствовал непосредственно перед ним, обладали властью почти неограниченной. Запутавшись в цепи следствий, разорвать которую ему было нелегко, он желал подняться выше и скорее отвергнуть исходный принцип, нежели принять выводы, казавшиеся ему столь нелепыми и безрассудными, В полном соответствии с понятиями, коих до сих пор держались и его соотечественники и чужеземцы, он искренне полагал, что сущность и душу английской формы правления составляет монарх и что любая иная власть, которая бы покусилась на то, чтобы уничтожить или хотя бы ограничить власть королевскую, непременно должна считаться, либо по своей природе, либо по своим действиям не более чем властью узурпаторской. Желая сохранить старинную гармонию конституции, он всегда был готов — пока мог это делать без усилий — подчиняться старинным порядкам администрации, но когда из-за неизлечимой строптивости общин ему показалось, что порядки эти клонятся лишь к тому, чтобы нарушать гармонию и вводить новую конституцию, он заключил, что в этих опасных обстоятельствах второстепенное должно склониться перед главным, а привилегии народа — на время уступить место прерогативе короля. Превратиться из монарха в раба своих дерзких и неблагодарных подданных казалось ему величайшим позором, самым же унизительным здесь было бы. на его взгляд, безропотно смириться с этим падением, не сделав никаких попыток отстоять власть, унаследованную от предшественников.
Хотя к подобным мыслям и решениям король пришел еще до созыва парламента, он не порвал с ним тотчас же, как только последний стал медлить с утверждением пошлин. Король полагал, что сумеет гораздо лучше оправдать любые строгие меры, которые ему, возможно, придется принять впоследствии, если сейчас позволит общинам дойти до предела в своих нападениях на его администрацию и прерогативу"14. Пока же он довольствовался тем, что упрашивал палату в речах и посланиях. Однако общины, вместо того чтобы внять настойчивым просьбам короля, приступили к тщательному разбору его управления религиозными делами45 — единственного, на их взгляд, источника зол, для исправления коих они в своей петиции о праве еще не представили надлежащих средств.
Глава VII
177
АРМИНИАНСТВО
Едва ли это столетие, столь плодовитое по части религиозных сект и догматических споров, могло избежать дискуссий о фатализме и свободной воле, которые, будучи тесно связанными как с философией, так и с теологией, во все века повергали в неразрешимые сомнения и ставили в тупик любую школу и любую церковь. В вопросе о предопределении и о непреложности божественных решений первые реформаторы в Англии и в других европейских странах держались самых строгих взглядов; исходя из подобных принципов, они и составили все статьи своего символа веры. Но когда эти теории столкнулись с противодействием Арминия и его приверженцев, возникшие споры вскоре были занесены на наш остров и начали здесь распространяться. Арминиане, встречая больше поддержки со стороны суеверного духа официальной церкви, нежели фанатизма пуритан, постепенно объединились с первой, а некоторые члены их секты благодаря милостям Якова и Карла достигли высших должностей в англиканской иерархии. Однако их успехи в среде народа не вполне соответствовали тем, которых добились они в церкви и при дворе. Вся нация по-прежнему жестоко их упрекала за новшества и ересь. А теперь и общины обрушили на арминиан грозное свое осуждение, превратив их в объект бесконечных декламаций и обличительных речей. Их покровителей клеймили позором, их догматы подвергали тщательному разбору, их цели объявляли опасными и пагубными. Беспристрастным же наблюдателям — если бы таковые существовали в тогдашней Англии — было бы, конечно, чрезвычайно забавно видеть, как народное собрание, разгоряченное партийными раздорами и религиозным энтузиазмом, берется обсуждать вопросы, на которые величайшие философы в мирном и безмятежном своем уединении так и не сумели до сих пор отыскать сколько-нибудь удовлетворительного ответа.
