Идеология пореформенного самодержавия - Твардовская В.А.
Скачать (прямая ссылка):
Даже «Русский инвалид» (орган Военного министерства) оказывался — как не раз свидетельствовала полемика с ним «Московских ведомостей» — не столь выдержанным и последовательным в защите линии самодержавия. «Гражданин» кн. В. П. Мещерского, несмотря на покровительство самого императора, плелся в хвосте «Московских ведомостей», по выражению
* Письма Победоносцева к Александру III, т. II, с. 141—142.
4
современного журналиста, «снимая сливки» с передовиц Каткова, чем, впрочем, занималась и остальная «охранительная» печать. Среди многочисленных газеток и журнальчиков, возникавших при правительственной поддержке и вскоре погибавших, несмотря на правительственную субсидию, от несостоятельности редакторов, издателей и равнодушия публики таких, как «Наблюдатель», «Новь», «Виленский вестник», «Галиикий вестник», «Славянские известия», «Варшавский дневник», «Киевское слово», «Киевлянин», «Современность», «Восток», «Русский мир», «Русская газета», «Русское дело» и многие другие, издания Каткова оставались самыми прочными и солидными5.
Веками самодержавие Обходилось без общественного мнения, не чувствуя потребности в печатном обосновании необходимости абсолютизма для крепостной эпохи. Правительственная политика в России вырабатывалась монархами при участии тесного кружка доверенных лиц, иерархия реального значения которых определялась степенью личной приближенности к царю, а отнюдь не важностью отраслей государственного управления и хозяйства, находившихся в их ведении. Падение крепостного права, складывание классов буржуазного общества, хозяйственное развитие и бурный рост демократического, освободительного, революционного движения внесли глубокие перемены в обстановку. Всемогущество монархии было поставлено под сомнение и ходом вещей, и движением идей. Демократической программе обновления России надо было противопоставить «свою» реакционную, но программу; борьбе демократических сил за пореформенное общество, за способ его формирования необходимо было противопоставить свои средства удержания и частичного подновления прежней крепостнической «целостности». К пониманию этого царизм шел, принуждаемый обстоятельствами. Шел, приспосабливаясь к буржуазному развитию и вместе с тем пытаясь приспособить его к себе. Выразителем и глашатаем этой новой тенденции и стал Катков. Именно это делает сто издания достойными серьезного внимания со стороны историков пореформенной России.
Я не считаю целесообразным дать сколько-нибудь обстоятельный обзор литературы, предваряя им авторское исследование— это удобнее сделать в процессе изложения, разбирая решение основных проблем на конкретном материале, давая развернутую аргументацию согласию или несогласию с теми или иными оценками. Но, чтобы яснее стали задачи, которые ставятся перед данной работой, стоит остановиться лишь на главных аспектах и тенденциях исследования идеологии самодержавия в нашей и зарубежной литературе.
5 См. подробнее: Балуев Б. П. Политическая реакция 80-х годов XIX веха и русская журналистика. М., 1970; Твардовская В. А. Русская журналистика 1880-х годов.— Вопросы литературы, 1972, № 9.
5
В дореволюционной литературе о Каткове самое значительное место занимали работы апологетического характера'. Это вполне понятно. Правительство тщательно следило за всеми выступлениями о Каткове, разделяя убеждение самого публициста, что имя его «стало равносильно политической программе» '.
Буржуазно-либеральная историография, как правило, специально не занималась исследованием «охранительной» мысли. Катков привлекал ее внимание прежде всего как редактор «Русского вестника» либеральной поры. Этот период его деятельности, естественно, оценивался высоко. В последующей же эволюции Каткова видели «измену» прежним убеждениям, однако закономерность такого перерождения не изучалась, не понималась*. Для либеральных историков Катков — некий злой гений самодержавия, внушавший ему политику репрессий и крайностей, запугивавший правительство мнимыми заговорами и опасностью крамолы, мешавший ему прислушиваться к разумным голосам «из общества», идти по пути реформ. Деятельность Каткова историками либерального толка, как правило, объяснялась свойствами его личности, мрачной, подозрительной, кровожадной, и никак не связывалась с классовой и политической природой власти, которой он служил. А. А. Корнилов, наиболее обстоятельно проследивший «поправение» Каткова по всем линиям внутренней политики 60—80-х годов XIX в., не ставил эволюцию Каткова ни в какую зависимость от общей логики развития пореформенного самодержавия9. По-видимому, как реакцию на апологетическую литературу, утверждавшую независимость и цельность Каткова, его неподвластность ни общественному мнению, ни господствующим веяниям в правительстве, надо рассматривать заявления Р. И. Ссментковского о приспособленчестве и продажности Каткова, его умении подлаживаться к «верхам», перестраиваться в соответствии с правительственными настроениями. Именно следствием этих качеств выступает в книге постоянная изменчивость взглядов публициста. Поскольку такая точ-
