Археологія, стародавня та середньовічна історія - Посохов С.И.
ISSN 0320-8281
Скачать (прямая ссылка):
Каково же все-таки место «примиренных» славянофилов в этой «живой» леонтьевской «нити»? Очевидно следующее: К. Н. Леонтьев, за исключением А. С. Хомякова, И. С. Аксакова и изредка Ю. Ф. Самарина, специально не акцентировал внимание на различиях в воззрениях славянофилов. А там, где и указывал на такие особенности, то практически без ссылок на первоисточники и дословной передачи не только оттенков мысли (что само по себе важно), но и самого существа ее.
С социальной стороны славянофилы представлялись ему «с самым обыкновенным, европейским умеренно либеральным образом мыслей», и по прочтении их работ К. Н. Леонтьеву «ив голову не пришло бы ненавидеть всесветную буржуазию», а он «среднего европейца» рассматривал не иначе «как идеал и орудие всемирного разрушения» [10, с. 295,382]. Очевидно, что такая частая оценка «духа» славянофилов как «либерального» или «полулиберального» в устах К. Н. Леонтьева была далеко не комплиментом (см. также на эту тему работу П. И. Линицкого [15]).
И тем не менее, при таких «недостатках», славянофильство связывалось «живой нитью» с другими именами. Дело здесь и в несводимости значения славянофильства к либерализму в самой мысли К. Н. Леонтьева. Он полагал, что «последовательность жизни до того извилиста и сложна, что последовательности ума никогда за ее скрытою нитью не поспеть» [И, с. 264], а потому и примирял в себе многое, порой труднопримиримое.
К. Н. Леонтьев делал вывод о славянофильстве и как о «мечтательном и неясном учении». И чтобы отнестись к нему «правильно», предлагал изучить Н. Я. Данилевского, оттенки отличия воззрений М. Н. Каткова от И. О. Аксакова в пореформенный период, познакомиться со взглядами А. И. Герцена на Европу и Россию, а также возражениями самого К. Н. Леонтьева славянофилам. Ho он даже и не намекает на то, чтобы изучить общее и особенное в наследии А. С. Хомякова и И. В. Киреевского, К. С. Аксакова и Ю. Ф. Самарина.
В данном случае К. Н. Леонтьев вычерчивает некий вектор развития русской мысли XIX в. Он полагает, что славянофилы свои построения
208
ІСТОРІОГРАФІЯ TA СПЕЦІАЛЬНІ ІСТОРИЧНІ ДИСЦИПЛІНИ
основывают на общеморальных различиях России и Запада (хотя это было далеко не так), а «моральное миросозерцание всегда тенденциознее эстетического». И само «христианское учение» К. Н. Леонтьев понимал прежде всего как «мистико-материалистическое, а потом уже моральное». Поэтому с высоты 80-х годов славянофильство для него есть «трогательное и симпатическое ребячество», «пережитый уже момент русской мысли» [11, с. 261].
При таком подходе, естественно, Н. Я. Данилевский с его «ясной научной гипотезой» («история есть смена культурных типов») дает в руки «мерило твердое». И «мистицизм» В. С. Соловьева он считал «глубже, возвышеннее», чем славянофильский. К. Н. Леонтьев, будучи противником сословного смешения, неудовлетворен отношением славянофилов к дворянству, славянам и т. д. Следует иметь в виду, что оценки К. Н. Леонтьева не только претерпевали изменения в течение последних двух десятилетий жизни, но и четко не оговаривалось, кто именно имелся в виду: «старшие» или «младшие» славянофилы. А потому и неудивительно отнесение к славянофилам Ф. М. Достоевского, Н. Н. Страхова, а Н. Я. Данилевского — даже к «славянофильским учителям».
Создавшего свою гипотезу триединого процесса («первоначальной простоты, цветущей сложности в мистическом единстве и вторичного смешения») К. Н. Леонтьева нет достаточных оснований причислять к сознательным последователям или продолжателям славянофильства, не был он и «разочарованным славянофилом».
Дело в другом: в близости понимания русских идеалов при всей критичности к славянофильской редакции их осмысления. Для всех их Россия есть не что иное, как духовный организм, а общий источник и путь русского народа — православная вера. Ho у К. Н. Леонтьева — это «византизм». И у славянофилов, и у К. Н. Леонтьева — убеждение в необходимости самодержавия. Ho последний — за сословность. Он полагал, что русская государственность «помещается» между «русской цивилизацией» (как «цивилизацией европейской») и «русским православием» (как «православием византийским») [10, с. 386]. Между этими двумя «историческими тисками» мало оставалось простора «собственно своему национальному». Поэтому хотя и создано «великое государство», но в нем «почти нет своей государственности» и при «весьма оригинальном психическом темпераменте» (К. Н. Леонтьев делает предположение), «кажется, в истории не было еще народа менее творческого, чем мы» [ 10, с. 386]. Трудно найти подобный критицизм не только у А. С. Хомякова, но даже и у И. С. Аксакова.
К. Н. Леонтьев как предмет для обсуждения за исходную точку берет те же положения, что и славянофилы, но акценты делает зачастую в иных местах. В конце концов он формулирует «национальный русский идеал» в следующем виде: «Православие и его усиление; самодержавие и его незыблемость; быть может (если это удастся), сообраз-
А. А- Каплин. К. Н. Леонтьев и ранние славянофилы
209
ный с настоятельными потребностями жизни (и поэтому своеобразный) сословный строй; сохранение неотчуждаемости крестьянских земель (и если возможно, то и закрепление дворянских); сохранение в быте нашем, по мере сил и возможности, как можно больше русского; а если посчастливиться, то и создание новых форм быта; независимость в области мышления и художественного творчества» [10, с. 353].
