Археологія, стародавня та середньовічна історія - Посохов С.И.
ISSN 0320-8281
Скачать (прямая ссылка):
12. Терпигорев С. Н. Оскудение. Очерки помещичьего разорения. — СПб., 1911.
13. Кавелин К. Д. Записка об освобождении крестьян // Собр. соч. в 4 т. -СПб., 1898. -Т. 2.
14. Кавелин К. Д. Из письма к А. Л. Корсакову // Собр. соч. в 4 т. — СПб., 1898.-Т. 2.
15. Наше отечество: Опыт политической истории. — М., 1991. — Т. 1.
16. Дружинин Н. М. Помещичье хозяйство после реформы 1861 г. (по данным Валуевской комиссии 1872-1873 гг.)//Ист. записки — Т. 89.
Резюме
Костянтин Дмитрович Кавелін (1818-1885 pp.) — історик, правознавець, філософ, публіцист, видатний громадський діяч 40-80-х років минулого сторіччя. У статті просліджуеться еволюція його поглядів по відношенню до «першого прошарку держави» — дворянства.
Скасування кріпацтва обов’язково спричинило би, на думку К. Д. Ka-веліна, трансформацію станового суспільства до безстанового, де рівність усіх громадян перед законом була б поєднана з майново-освідченою не-
202
ІСТОРІОГРАФІЯ TA СПЕЦІАЛЬНІ ІСТОРИЧНІ ДИСЦИПЛІНИ
рівністю. Вчений вважав, що процес злиття прошарків буде тривалим, і на усьому його протязі відводив дворянству провідну роль. Тверда віра «раннього» К. Д. Кавеліна у відродження і оновлення поміщицького класу на основі виявлення господарської ініціативи, укріплення позицій в місцевих органах влади, поліпшення морального та культурного рівня поступово змінилася більш песимістичними поглядами на долю цього суспільного стану.
Summary
Konstantin Dmitrievich Cavelin (1818-1885) is a historian, lawyer, philosopher, publicist, a famous public figure of the forties-eighties (nineteenth century). However, his ideas haven’t been studied enough till now. It seems to be interesting to follow evolution of his opinion as for the first Russian estate -the nobility. Originally firm belief of the Russian liberal in possible revival and renovation of the nobility was accounted by his aspiration for a happy (without social shocks and cataclysm) developing of Russia. This firm belief gradually changed into pessimism as for the landlord’s future.
А. Д. Каплин
К. H. ЛЕОНТЬЕВ H РАННИЕ СЛАВЯНОФИЛЫ
С тех пор как имя и некоторые сочинения К. Н. Леонтьева (1831-1891 гг.), одного из самых крупных и своеобразных мыслителей XIX в., стали более-менее известны неширокому кругу читателей, его идеи так или иначе пытались соотносить со славянофильскими (нередко трактуя последние и неопределенно, и превратно). Сам К. Н. Леонтьев давал для этого повод, называя себя «славянофилом на свой салтык» и посвятив «славянофильству теории» и «славянофильству жизни» немало строк.
После кончины «неузнанного феномена» (В. В. Розанов) С. Н. Трубецкой назвал его «разочарованным славянофилом» [1]. Спустя столетие Т. М. Глушкова уже делала заключение, что у К. Н. Леонтьева и славянофилов можно найти «лишь отдельные сходные черты... Сходные, а не общие (ибо общим тут было всерьез, пожалуй, одно: общая их любовь, страстная любовь к России)» [2, с. 11]. Насчет «одной» (со славянофилами) любви, но не «одинаковой» (когда «сердце билось одно», а глаза «смотрели в разные стороны») говорил о себе еще А. И. Герцен [3, с. 467]. У него любовь — не только «страстное» чувство, но еще и «безотчетное, физиологическое».
Даже столь краткий экскурс в историю толкования взаимоотношений крупнейших русских мыслителей свидетельствует об отсутствии в историографии необходимой ясности по этой важнейшей научной про-
А. А- Каплин. К. Н. Леонтьев и ранние славянофилы
203
блеме, что, в свою очередь, не позволяет объективно представить историю русской общественной мысли XIX в. в целом. И на то есть свои причины.
Ни ранним (истинным) славянофилам, ни К. Н. Леонтьеву в советское время не повезло на доброжелательное, объективное внимание как со стороны ученого мира, так и литературно-творческой общественности. В первом номере «Историка-марксиста» за 1939 г. академик Н. Державин признавался, что ему не известно ни одной послереволюционной работы по славянофильству, «хотя тема эта несомненно заслуживает самого серьезного внимания» [4, с. 125]. Секрет такой нелюбви чуть позже открыл С. С. Дмитриев, недвусмысленно подчеркнув: «философский материализм и связанный с ним атеизм резко враждебны славянофильству» [5, с. 90]. Только в 1988 г. вышел первый за годы Советской власти сборник статей и очерков А. С. Хомякова [6]. Газета «Правда», обеспокоенная оторванностью советской философии от «национальных корней», констатировала: «Заговор молчания вокруг имени Хомякова сегодня прорван» [7]. «Перестроечный» оптимизм понятен, но и к началу третьего тысячелетия мы можем констатировать почти полное отсутствие академических исследований о славянофильстве.
He лучше обстоит дело и с изучением наследия К. Н. Леонтьева. «Заговор молчания» вокруг его имени «был прорван» только к столетию со дня смерти [8,9,2,10 и др.]. Однако в 1993 г. Б. Андрианов еще указывал на то, что «К. Н. Леонтьев — один из самых, если не самый замалчиваемый мыслитель» [И, с. 422]. Несмотря на то, что с тех пор количество публикаций о нем возросло, историки обращаются к наследию К. Н. Леонтьева довольно робко. Из редких заметных явлений в современной историографии следует назвать монографию В. И. Косика [12]. Естественно, что в ней не могли получить разрешения все проблемы, связанные с творчеством К. Н. Леонтьева, в том числе и соотношение его идей с воззрениями других представителей русской религиозной мысли XIX в., к числу которых, без сомнения, принадлежат славянофилы.
