Нью-Йорк - история города - Хомбергер Эрик
ISBN 978-5-699-25413-2
Скачать (прямая ссылка):
Гринич-Виллидж
233
В начале 1950-х годов Дилан Томас превратил «Белую лошадь» в нечто наподобие храма честолюбивых писателей. Находясь в городе, романист Джеймс Джонс регулярно посещал это заведение. Делмор Шварц, который к тому времени жил в дешевых отелях и меблированных комнатах и боролся со своими искушениями, проводил долгие часы в таверне, окруженный писателями, местными пьяницами и легкодоступными молодыми женщинами. Согласно воспоминаниям его биографа Джеймса Этласа, за двумя стаканами пива, «Делмор мог разглагольствовать о политике, бейсболе и о тех временах, когда он работал в "Партизан ревью", или вытаскивал один из зачитанных до дыр и испещренных по-
234
Нью-Йорк: история города
метками экземпляров "Поминок по Финнегану" и зачитывал вслух несколько страниц». Но именно Норман Мейлер стал одним из тех крутых и много пьющих парней из «Белой лошади», которые в 1955 году дали «продвинутый» нью-йоркский ответ на появившуюся в Сан-Франциско общину писателей-битников, чьи достижения были весьма преувеличены. Опубликованная в 1957 году на страницах журнала «Диссент» работа Мейлера «Белый негр» не являлась сводом правил, которые можно естественным путем ввести в средней школе. Битники говорили на особом языке, которому было не так просто научиться. В своем эссе Мейлер привлекал внимание читателя к новым словам, которые вошли в лексикон хипстеров. «Этими словами, — писал Мейлер, — являются "чувак", "трахаться", "подкалывать", "переспать", "втюхивать", "крутой", "групповуха", "клевый", "обалденный", "врубаться", "сбрендить", "гнус", "въезжать", "дать на лапу". Мейлер попытался определить границы «продвинутой этики» («делать то, что чувствуешь, когда и где это только возможно и... вступить в главное сражение: открыть для себя, и только для себя, границы дозволенного, потому что это именно то, в чем ты нуждаешься»), которая дает писателю возможность «убивать, кончать самоубийством, участвовать в оргиях, получать оргазм, совершать инцест». Все это подозрительно напоминало давний американский индивидуализм в сочетании с идеями европейского экзистенциализма и анархизма.
В своем эссе Мейлер предположил, что существует глубокое родство между белыми хипстерами и чернокожей Америкой. Это предположение приписали его буйной фантазии, которая не могла не использовать афроамериканцев для того, чтобы обвинить белых американских либералов. «Чтобы понять их, надо быть черным», — предупреждал
Гринич-Виллидж
235
Мейлера Джеймс Болдуин. Иными словами, Мейлер затронул одну из самых поразительных особенностей Гринича: в 1950-е и 1960-е годы он был одним из тех немногих мест в Нью-Йорке (на самом деле и в Америке), где белые и черные исполнители вперемешку выступали перед своими слушателями, которые и сами являлись представителями различных национальностей, рас и этнических групп.
Попытки Мейлера выявить четкие различия между хипстерами и битниками всякий раз терпели неудачу. (Первой реакцией битников на эссе Мейлера было обескураживающее пренебрежение: им показалось, что он упустил главное, не учел того значения, которое битники придавали мистицизму, и позволил себе соблазниться картинами неистовой жестокости а-ля Достоевский.) На самом деле Мейлер никак не мог изменить облик того общего поля индивидуализма, в котором существовали и хипстеры, и битники. В 1950-е годы изменилась терминология, но Гринич остался Гриничем, и трудно было представить, что члены Либерального клуба 1912 года испытают хотя бы малейшее неудобство, окажись они в «Сан-Ремо» или «Белой лошади» образца 1959 года.
После 11 сентября именно в «Белой лошади» имело место одно поразительное проявление гражданского согласия. В этот бар вошли четверо пожарных в покрытых сажей и пеплом ботинках, шлемах и куртках. Завсегдатаи — маклеры и «бородатые интеллектуалы» — приумолкли, а потом тишину нарушили приветственные возгласы: «США! США!» Старые деревянные столы сдвинули в круг и на освободившемся пространстве официантки стали танцевать и фотографироваться с пожарными. Один из пожарных заметил: «Если ты в форме, нельзя пройти и квартала, чтобы не встретить людей, которые выражают тебе благодарность».
236 Нью-Йорк: история города
Уорхол и его «Фабрика»
Были в Нью-Йорке и такие центры поп-арта, где не приветствовались визиты много пьющих завсегдатаев «Белой лошади», «Сидара» или «Сан-Ремо». Такие места представляли собой открытые тусовки гомосексуалистов, отличительной чертой которых была склонность к мазохистской субкультуре. Постоянно менявшийся персонал интенсивно употреблял наркотики, а вожаки обладали впечатлительностью, свойственной прихожанам католической церкви, в лоне которой они выросли и которую затем покинули. Сосредоточившись на изобразительной части поп-культуры, Энди Уорхол и фотограф Роберт Маплторп стали знаменитыми фигурами, связавшими мир живших в Гриниче и Нижнем Ист-Сайде писателей и художников «нижнего города» с галереями 57-й улицы, богатыми коллекционерами с Парк-авеню и светским миром Верхнего Ист-Сайда. Проработав десять лет в сфере коммерческого искусства (он оформлял витрины универмага «Бонуит Теллер», делал эскизы рождественских открыток для «Тиффани» и был художником по рекламе компании «Миллер шуз»), Уорхол отважился познакомить нью-йоркский мир «высокого искусства» с методами, используемыми в промышленной графике. Его «Фабрика», занимавшая этаж в доме 231 по Восточной 47-й улице, открылась в 1963 году. Там она оставалась вплоть до 1968 года, когда Уорхол перевел ее на Юнион-сквер-уэст, 33. Третья «Фабрика» находилась на Бродвее, в доме 860. Во всех трех местах Уорхол и его помощники занимались графикой и снимали фильмы.