Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века - Кром М.М.
Скачать (прямая ссылка):
76 АФЗХ. M., 1951. Ч. I. № 162. С. 144.
584
Часть II. Механизм принятия решений и управление страной..
боярскому Басалаю Рагозину 2 июня 1528 г., поможет нам нагляднее представить характер деятельности этих судебных приставов.
Басалай Рагозин «с товарищи» судился с Андреем Лапиным, «человеком» Василия Бундова, обвиняя того в разбойном нападении на митрополичий рыбный двор в Сенежской волости. На суде в Москве, помимо истца и ответчика, присутствовал и недельщик Данилко Трофимов. Судья задал ему вопрос: почему он доставил на суд одного А. Лапина и не привез других участников того нападения? «И неделщик Данилко Трофимов так рек: яз, господине, по них ездил и изъехал, есми, господине, с понятыми того Андрейка Лапина, а товарищи его, господине... которые у меня в записи, Ис-томка Быков с товарищи, поутекали в очех...»77 (выделено мной. — М. К.). Как явствует из приведенного текста, «запись», с которой ездил недельщик, содержала список лиц, которых ему поручалось задержать и доставить в Москву на суд.
В недельщиках «с записями» можно без труда узнать недельщиков с приставными грамотами, о которых говорит Судебник 1497 г. Грамоты 1520-х гг., отражая применение его норм на практике, в то же время, по-видимому, свидетельствуют о некоторых изменениях делопроизводственной терминологии по сравнению с концом XV в. Примечательно, что в грамоте 1522 г. Кассиано-Учемскому монастырю говорится о посылке недельщика боярином или дьяком, а в документе 1526 г. употреблено множественное число («наши бояре пришлют наших неделщиков»). Имеем ли мы здесь дело просто с вариантами словоупотребления или указанное различие отражает некую тенденцию в развитии практики управления? Следующий документ, к анализу которого мы обратимся, дает, на мой взгляд, некоторые основания для суждений по этому поводу.
Выше уже упоминалась жалованная несудимая грамота Василия III Корнильеву Комельскому монастырю на земли в Вологодском уезде, выданная 18 сентября 1531 г. В 50-е гг. XX в. эта грамота привлекла к себе внимание С. М. Каштанова78, но до сих пор этот документ остается неопубликованным.
Ограничивая одним сроком в году возможность подачи исков в великокняжеский суд против монастырских людей и крестьян, грамота Корнильеву монастырю содержала уже знакомую нам оговорку, но совершенно в иной редакции: «...опричь тех людей, что
77 АФЗХ. M., 1951. Ч. I. № 222. С. 195.
78 Каштанов С. М. К проблеме местного управления. С. 145, 148.
Глава 11. Традиции и новации в административной практике...
585
есми своим боярам приказал обыскивати лихих людей, татей и роз-бойников, и на которых будет слово лихое взмолвят в татьбе и в розбое, ино яз сам, князь велики, по тех людей пошлю, или мой дворецкой. А сужю их яз, князь велики, или мой дворецкой»79.
Этот документ заслуживает пространного комментария. Как уже говорилось, исследователи губной реформы ни разу не обращались к этому источнику после того, как С. М. Каштанов процитировал его в своей статье 1959 г. Между тем грамота Корнильеву монастырю 1531 г. заставляет нас по-новому посмотреть на организацию централизованного сыска «лихих людей» в первой трети XVI в.
Во-первых, в ней содержится самое раннее упоминание боярской комиссии «по разбойным делам» — за восемь лет до первых известных нам губных грамот. Поручение великого князя своим боярам «обыскивати лихих людей, татей и розбойников» явилось развитием на практике норм Судебника 1497 г. о боярском суде над татями (ст. 8) и посылке за ними недельщиков (ст. 34). Характерно, что уже в самых ранних известных нам губных грамотах (Белозерской и Каргопольской, от 23 октября 1539 г.) фигурирует устойчивая формула: «наши [т.е. великокняжеские. — М. К.] бояре, которым разбойные дела приказаны»80; она не меняется и в последующих грамотах 1540—1541 гг.81 Для того чтобы этот канцелярский оборот приобрел неизменный вид, он, очевидно, должен был
79 OP РНБ. Ф. 532 (ОСАГ). On. 1. Д. 102. Подлинник.
80 Здесь и далее Белозерская губная грамота цитируется по первому изданию (ААЭ. Т. I. № 187. С. 163—165, цитируемая формула — на с. 165), выполненному с подлинника (Архив СПб. ИИ. Кол. 12. Археографическая экспедиция. On. 1. Д. 71). В XX столетии грамота неоднократно переиздавалась, но последние по времени публикации (ПРП. Вып. IV. С. 176—179; Российское законодательство X-XX веков: В 9 т. M., 1985. Т. 2. С. 213—215) представляют собой перепечатки, без сверки с рукописью, и из-за наличия грубых опечаток не могут использоваться в научном исследовании. Каргопольская грамота цитируется по первому изданию, выполненному со списка XVI в. (ДАИ. Т. I. № 31. С. 32—33, цитируемая формула — на с. 33), но из-за упомянутых выше произвольных искажений текста издателями (см. сноску 27) в некоторых случаях приходится обращаться к рукописи (Архив СПб. ИИ. Кол. 174. Акты до 1613 г. On. 1. Д. 133).
81 См. Устюжскую грамоту от 4 апреля 1540 г. (публ. по единственному списку конца XVI в.: Леонтьев Л. К. Устюжская губная грамота 1540 г. // И А. 1960. № 4. С. 222), Солигалицкую 31 августа 1540 г. (новейшая публ. по подл.: АФЗХ/АМСМ. № 64. С. 76), грамоты селам Троице-Сергиева монастыря от 23 октября и 25 ноября 1541 г. (публ. по спискам XVII в. из Троицкой копий-ной кн. № 527: ААЭ. Т. I. № 194. С. 171, 173).
