Язык и философия культуры - Гумбольдт В.
Скачать (прямая ссылка):
145
оживляющая все живое и органическое, являя собой единство, может возникнуть только из себе равного. При этом всякое порождающее существо чувствует, что все его собственные однородные силы настроены на высочайшую гармонию, а также всякое порождение есть слияние двух различных неоднородных принципов, из которых один, воздействующий, называется порождающим (в узком смысле слова), а другой, претерпевающий воздействие, называется воспринимающим. Так природа напоминает своим детям, которым, как существам конечным, не дано владеть всеми качествами в одинаковой степени, о том едином, что только и способно к высоким стремлениям, посылая им минуты, когда они забывают, что обречены на раздельное существование.
Взаимодействие порождающего и воспринимающего ответственно не только за продолжение рода в физическом мире. Тем же путем возникает самое чистое и одухотворенное чувство; отсюда может возникнуть даже мысль, этот тончайший и совершеннейший побег на древе чувственности. Духовная порождающая сила есть гений. Где бы она ни явилась — в фантазии художника, в открытии ученого, в энергии действующего человека,— она всегда творчесхво. До сих пор еще ничего не говорилось о значении ее творений для всего сущего, и это нельзя прямо вывести ни из уже сказанного, ни из уже известного. Хотя в царстве мысли, в пределах обязательных логических зависимостей всегда должна быть очевидна связь нового с данным, гений идет другим путем. Ибо по-настоящему гениальное — не только лишь быстро полученный вывод из взаимосвязанных положений, это действительно находка, когда гениальное прозрение приносит нам нечто, ни к чему ранее существующему не сводимое. Все, что несет на себе отпечаток гения, можно уподобить отдельному существу со своей органической жизнью. Его природа сама предписывает ему законы — не так, как теория, выведенная рассудком из понятий, дает нам воплощенные в мертвых буквах правила, но сама через себя, принося с собой залог своего продолжения, ибо каждое гениальное творение вдохновляет гения снова и снова и таким образом гениальность продолжает свой род.
Обусловленная вдохновением, деятельность гения остается ему самому непонятной. Она не идет проторенными путями, проявляясь то там, то здесь, и напрасно было бы пытаться пройти по ее запутанным следам. Здесь невозможно что-либо рассчитать, нельзя даже предсказать, будет ли продукт этой деятельности нарушающим все правила или закономерным. Деятельность гения может лишь опосредованно способствовать закономерности результата — тем, что она подчиняется своим законам и в момент творения не допускает никаких других влияний на произведение, кроме тех, которые вызваны общим состоянием творца. В момент творения все его силы сливаются воедино, ни одна из них не остается свободной для праздного созерцания, ни для хладнокровного анализа. Самодеятельность и восприимчивость присутствуют в нем в равной степени, и единственное, что ему удается осознать,— это союз двух нерав-
146
ноправных вещей. Только взаимовлияние самодеятельности и восприимчивости дает ему возможность самовыражения,— возможность, отбросив все случайное, сделать самого себя объектом рефлексии. Это разделение является неотъемлемым для всякого гениального творчества, поскольку гений извлекает необходимое из глубин своего сознания, что возможно только путем полного отрешения от эмпирического бытия. Это разделение, поскольку только оно служит целям творчества, требует высшей объективности, то есть переходящей в потребность способности схватывать необходимое. Эта способность рождается во внутреннем мире гения, или, точнее, ему приходится превращать в необходимое свое собственное субъективное и случайное бытие. Художник никогда не создаст шедевра, если он не способен сделать своим подлинным образцом идеальную красоту, черты которой рождаются из глубины его воображения; философ, обогащающий множество идей, не достигнет никогда успеха, если истина, извлекаемая им из глубин его духа, не приводит в движение его внутренний мир, подобно внешнему объекту; и никогда в трудных случаях жизни деятельный человек не сможет гениально расценить запутанные пружины механизмов, если он не способен выплеснуть в окружающий мир свое Я или, распространив свое Я, объять окружающее.
Самый момент возникновения нового бытия неуловим, легче пронаблюдать состояние, ему предшествующее. В этом состоянии творческого озарения одновременно возникают ощущения переполненности и недостатка, которые и делают порождение возможным. Сила концентрируется в самой себе, достигая вершины своего богатства и величия, подвижности и великолепной готовности к деятельности. Эту силу можно привести в движение одним только воспоминанием о ней. Уже в этом движении заложены готовые прорасти семена беспокойной страсти. Несмотря на свое богатство, она ищет еще чего-то другого и, только объединившись с этим другим, образует законченное целое. Если ее поиски увенчиваются счастливой находкой, она стремится к объединению, в котором исчезает всякое отдельное бытие. Так возникает волнообразное движение, последовательность взлетов и падений, и страсть достигает высочайшего напряжения. Все ожидания нацелены теперь на созидание, и собственное Я отрекается от себя, чтобы целиком отдаться сотворению нового. Из этого высшего бытия вырастает новое бытие. Этот момент является решающим также и для творческой деятельности. Шедевр живописи бывает закончен, если в один и тот же момент завершают работу и воображение художника, породившее картину, и его рука, картину создавшая. Осуществленное изображение представляет собой лишь отзвук этого решающего момента.
