Русский язык - Виноградов В.В.
ISBN 5-200-03017-Х
Скачать (прямая ссылка):
Таким образом, Фортунатову было свойственно стремление к объединению грамматических форм слов с их семантическими признаками. В применении к сравнительно-историческому изучению древнеписьменных индоевропейских языков, предложенная Фортунатовым теория слова, формы слова и грамматическая классификация слов являлись, несомненно, крупным шагом в развитии сравнительного языковедения: они вносили трезвый эмпиризм, грамматическую стройность и морфологическую расчленённость в принципы сопоставления и сравнения форм разных
' Ср. размышления А. М. Пешковского в статье «Синтаксис в школе». «Сборник статей», стр. 79—80.
671
языков. Понятна и естественна тенденция младограмматика опираться, как на фундамент морфологического сравнения при абстрактно-грамматических реконструкциях «праязыков», на «внешние формы» слов. В отношении отдалённых эпох в жизни языка понятие грамматической системы (а тем более структуры языка в целом) является очень условным, если оно не базируется на понимании всей культуры (духовной и материальной) данной эпохи. Тем более было незаконно и неправомерно непосредственное перенесение фортунатовской схемы на современный русский язык. Но симптоматично звучит заявление А. М. Пешковского: «Морфологической классификации слов мы должны искать у Ф. Ф. Фортунатова. Правда, Ф. Ф. Фортунатов классифицирует лишь слова индоевропейского праязыка, но его классификацию при небольшом изменении нетрудно применить и к современному русскому языку»1.
11. Грамматические формы русского языка в работах учеников акад. Фортунатова В. К. Поржезинского и Д. Н. Ушакова
Ученики акад. Фортунатова перенесли предложенную им для «индоевропейского праязыка» группировку грамматических классов на современный русский язык (намёки на возможность такого применения были и у самого Фортунатова). Так, уже проф. В. К. Поржезинский в своём «Введении в языковедение»2, придерживаясь текста лекций своего учителя, шире пользовался иллюстрациями из современного русского языка (гл. VII, VIII и IX, раздел И). По мелким изменениям в формулировках можно догадываться, что «формы словоизменения» здесь совпадают с понятием форм одного и того же слова (стр. 120—121, 122 и др.). Эти формы и ложатся в основу грамматической классификации слов. «Наиболее общими грамматическими классами слов в индоевропейских языках являются: 1) слова склоняемые; 2) слова склоняемые с формою согласования в роде; 3) слова спрягаемые» (124). В. К. Поржезинский не раскрывает детально, что он понимает под спрягаемыми словами (относит ли он сюда, например, и формы русского прошедшего времени читал, читала, читало). Точно так же остаётся неясным, куда придётся относить в русском языке формы типа весел, рад и т. д.: в категорию склоняемых слов они войти не могут. Категория глагола, понимаемая как совокупность разных групп слов, объединяемых по формам основ, разбивается на несколько грамматических классов; выделяются в особые группы не только причастия и деепричастия, но и инфинитив (там же). Трём основным грамматическим классам изменяемых слов Поржезинский противополагает «один большой класс слов, характеризуемых отсутствием форм словоизменения; если здесь и есть слова с формами отдельных полных слов, то это слова с формами словообразования (сюда, например, принадлежит в русском языке неопределённая форма глагола...)» (там же). Задачи морфологии исчерпываются изучением форм отдельных полных слов (123) и их грамматических классов (анализ несамостоятельных слов связывается с семантикой; ср. гл. IX, стр. 151—153). Таким образом, Поржезинский ещё не выходит из границ сравнительно-исторического наблюдения3. Решительный шаг к переносу фортунатовской классификации на синхронистический анализ современного русского языка сделан Д. Н. Ушаковым4.
'А. М. Пешковский, Сборник статей, стр. 79, статья «Синтаксис в школе».
1 В. Поржезинский, Введение в языковедение, изд. 2-е, М., 1910.
’ Ср. также работы В. К. П о р ж е з и н с к о г о: «К истории форм спряжения в балтийский языках», М., 1901, и «Возвратная форма глаголов в литовском и латышском языках», М., 1904. Из методологических предпосылок фортунатовской теории слова исходил также проф. Г. К. Ульянов (его
главные труды: «Основы настоящего времени в старославянском и литовском языках», Варшава, 1888, и
«Значения глагольных основ в литовско-славянском языке», Варшава, ч. 1, 1891; ч. 2, 1895. См. также рецензию Г. К. У л а ш и н а на «Общее языковедение» проф. А. И. Томсона, «Журн. Мин. нар. проев.» № 6, 1907.
4 Д. Н. У ш а к о в, Краткое введение в науку о языке, изд. 7-е, М!, 1925.
Популяризация обычно обнажает слабые стороны излагаемой теории. Понятие слова Ушаковым отождествляется с понятием «звука или нескольких звуков, имеющих значение» (стр. 6). Объявляется, что различия не только в формах словообразования (или основообразования), но и в формах словоизменения (понимаемых по-фортунатовски) ведут к различиям самих слов. «Термин «словоизмене-н и е», — пишет Д. Н. Ушаков, — даёт повод рассматривать, например, рука, руку, рукой как видоизменения одного слова, тогда как в действительности — это отдельные слова» (68). Так возникает резкий разрыв между фонетико-грамма-тическим (морфологическим) понятием слова (отдельной формы) и лексико-семантическим объёмом слова. Разные формы одного и того же слова открыто признаются разными словами. «Различными словами являются также, например, рука, руку, руки, пишу, пишешь, писать, так как различные формальные принадлежности внесли в значение основы различные видоизменения» (83). На этом формалистическом фоне суживаются и семантические границы слова: смысловой объём «лексического слова» определяется непосредственным сознанием «частичных различий в значении» как «вариантов» значения одного и того же слова (ср. в курсе Ушакова признание разными словами разных значений лексемы ход: парадный ход и тихий ход) (83, 86). Понятно, что воспроизводимые Ушаковым две разнородные и обособленные классификации слов — 1) по их материальному значению и 2) по их формам — обе оказываются очень внешними и схематичными, хотя и традиционными. Например, является, по меньшей мере, спорным, можно ли в современном русском языке относить к классу слов, обозначающих признаки, такие слова, как ходить, явление, пять и т. п.1. А, между тем, Ушаков признаёт свою семантическую классификацию универсальной и вневременной: она будто бы «подойдёт ко всякому языку, потому что основана будет (?) на классах предметов мысли человеческой» (85)2.
