Хрестоматия по истории древнего Рима - Утчёнко С.Л.
Скачать (прямая ссылка):
Да, я знаю: так мне давно нужно было поступить. И все-таки и теперь есть причина, удерживающая меня от этого шага. Ты будешь казнен, но лишь тогда, когда уже нельзя будет найти столь бесчестного, столь жалкого, с;оль похожего на тебя человека, который не признал бы эту казнь справедливой. Пока же найдется хоть один человек, достаточно смелый, чтобы защищать тебя, ты будешь жить, будешь жить так, как живешь теперь, отовсюду окруженный крепкими караулами, которые я расставил вокруг тебя, чтобы лишить тебя возможности что-либо предпринять против государства. Мале того: много глаз, много ушей будут, незаметно для тебя, зорко и чутко следить за тобой, как они и делали это до сих пор...
В самом деле, Катилина: па что еще можешь ты возлагать свои надежды, видя, что ни мрак ночи не в состоянии скрыть нечестивые действия твоего заговора, ни стены частного дома — схоронить хотя бы его голос, видя, что всюду взывается свет, что все пробивается наружу? Пора тебе, верь
мне, отказаться от своего плана, бросить всякую мысль о резне и поджогах. Все улики налицо; яснее дня для пас картина всех твоих замыслов, и я ничего не имею против того, чтобы теперь же поделиться ею с тобой. Ты помнишь, я в 12-й день до ноябрьских календ сказал в сенате, что в определенный день — а именно в 8-й до тех же календ— поднимет знамя восстания Г. Манлий, твой телохранитель и приспешник в твоих преступных планах; что же, Катилина, ошибся ли я, не только в самом факте, как он ни важен, отвратителен и невероятен, но что гораздо эффектнее— в сроке его наступления? Затем, я же сказал в сенате, что ты днем избиения оптиматов назначил 5-й день до ноябрьских календ — вследствие чего многие из членов знати оставили на этот день Рим не столько ради спасения собственной жизни, сколько в видах противодействия твоим планам. Можешь ли ты отрицать, что ты в этот день, отовсюду окруженный моими караулами и другими доказательствами моей бдительности, не мог даже шевельнуться с враждебной государству целью? А между тем ты говорил, что ввиду ухода остальных ты удовольствуешься избиением тех из нас, которые остались! Затем, когда ты в самые ноябрьские календы предпринял ночное нападение на Пренесте, твердо рассчитывая овладеть этим городом, и наткнулся на охранявшие его гарнизон, сторожевые пикеты и ночные караулы — догадался ли ты, что это были мои люди, отправленные туда по моему распоряжению? Вообще ты ничего не можешь не только исполнить, но даже предпринять, даже задумать, о чем я не получил бы известия, мало того — вполне ясной и осязательной картины. Теперь позволь поделиться с тобой событиями той запрошлой ночи: ты тотчас увидишь, что я с гораздо бодьшею бдительностью охраняю государство, чем ты под него подкапываешься. Итак, я утверждаю, что ты в Запрошлую ночь отправился в Косовщики... я буду вполне откровенен: в дом М. Леки, что туда же сошлось еще немало участников в вашем безрассудном и преступном плане: можешь ты это оспаривать?.. Что же ты молчишь? Скажи, что это неправда; улики у меня есть. Я здесь, в этом самом сенате, вижу кое-кого из твоих тогдашних сообщников... О, боги бессмертные! Где мы? В каком городе, в каком государстве живем? Здесь, сенаторы, здесь, среди нас, в этом священнейшем и важнейшем совете вселенной, есть люди, помышляющие о нашем поголовном избиении, о гибели города, о гибели всей нашей державы! И я, консул, их вижу, предлагаю им высказать свое мнение о государственных делах, не решаюсь уязвить их даже словом — их, которых давно следовало сразить железом!.. Итак, Катилина, ты был в ту ночь у Леки, разделил Италию по частям, указал, кому куда следует
260
отправиться, наметил тех, кого ты решил оставить в Риме, а равно и тех, кого хотел увести с собой, разделил город, в видах поджога, на участки, подчеркнул свою решимость вскоре также оставить Рим, сказал, что только моя жизнь заставляет тебя несколько отложить свой отъезд. Нашлось двое римских всадников, взявшихся освободить тебя отзтой заботы: они обещали в ту самую ночь, незадолго до рассвета, убить меня в моей постели. Не успело разойтись ваше собрание, как я уже обо всем был извещен. Я усилил стражу, оберегавшую мой дом, и тем, которых ты рано утром ко мне прислал с поклоном, велел отказать; были же это те же самые, которых я заранее назвал многим высокопоставленным лицам, предсказывая, что они придут ко мне в это самое время.
Теперь, Катилина, продолжай свое дело, оставь, наконец, н а ш город; ворота открыты — уезжай. Слишком уже стосковался по тебе, своем начальнике, твой манлиев лагерь. Уведи с собой также и всех своих единомышленников, а если не всех, то как можно больше; очисти город! Ты избавишь меня от тяжелой заботы, если только стены Рима будут между тобой и мной. А среди нас ты уже долее жить не можешь: этого я никоим образом и ни под каким видом не дозволю. Мы и то должны ревностно благодарить бессмертных богов и прежде всего — присутствующего среди нас Юпитера Становителя, древнейшего стража нашего города, что мы столько раз избегли этой столь гнусной, столь жестокой, столь гибельной для государства язвы: нельзя допустить, чтобы его благополучие еще долее подвергалось опасности. Когда я, Катилина, был назначенным консулом, и ты злоумышлял лично против меня, я защищался не государственной силой, а своей частной осмотрительностью. Когда затем, в последние консульские комиций, ты хотел убить на Марсовом поле и меня, консула, и твоих конкурентов, я воспротивился твоим преступным замыслам с помощью той охраны, которую мне предложили мои друзья, не поднимая всенародной тревоги. Вообще, сколько раз ты ни нападал на меня, я собственными силами отражал твое нападение, хотя и сознавал, что моя гибель будет сигналом великих бедствий для государ-» ства. Но теперь ты уже открыто угрожаешь всему государству, ты и храмы бессмертных богов, >и здания города, и жизнь всех граждан, и всю Италию обрекаешь на гибель <и разорение, Вот почему я, так как обстоятельства еще не дозволяют мне прибегнуть к самой простой и в то же время наиболее свойственной моей власти и традиции наших предков кере. хочу пустить в ход другую, с нравственной точки зре-нля более мягкую, а с точки зрения государственного благополучия более полезную. В самом деле, если я прикажу тебя
