Советский подводный флот 1922 —1945 гг.: О подводных лодках и подводниках - Морозов М.Э.
ISBN 5-17-034862-2
Скачать (прямая ссылка):
Технологию того, как это происходило, воочию наблюдал сам бу-іущий нарком ВМФ, а тогда командующий флотом Н.Г. Кузнецов: «В назначенный час у меня в кабинете собрались П. А. Смирнов (нарком ВМФ после отстранения от должности в конце декабря 1937 года М.В. Викторова. — Примеч. авт.), член военного совета Я.В. Волков, начальник краевого НКВДДиментман и его заместитель по флоту Иванов. Диментман косо поглядел на меня и словно перестал замечать. В разговоре он демонстративно обращался только к наркому.
Я впервые увидел, как решались тогда судьбы людей. Диментман доставал из папки лист бумаги, прочитывал фамилию, имя и отчество командира, называл его должность. Затем сообщалось, сколько имеется показаний на этого человека. Никто не задавал никаких вопросов. Ни деловой характеристикой, ни мнением командующего о названном человеке не интересовались. Если Диментман говорил, что есть четыре показания, Смирнов, долго не раздумывая, писал на листе: «Санкционирую». И тем самым судьба человека была уже решена. Это означало: человека можно арестовать. В то время я еще не имел оснований сомневаться, достаточно ли серьезны материалы НКВД. Имена, которые назывались, были мне знакомы, но близко узнать этих людей я еще не успел. Удивляла, беспокоила только легкость, с которой давалась санкция.
Вдруг я услышал: «Кузнецов Константин Матвеевич». Этобылмой однофамилец и старый знакомый по Черному морю. И тут я впервые
411
подумал об ошибке. Командира бригады подлодок К. М. Кузнецова я отлично знал и в честности его не сомневался. Когда Смирнов занес перо, чтобы наложить роковую визу, я обратился к нему:
— Разрешите доложить, товарищ народный комиссар!
Все с удивлением посмотрели на меня, точно я совершаю какой-то странный, недозволенный поступок.
— Я лично знаю капитана первого ранга Кузнецова много лет, и у меня не укладывается в голове, что он «враг народа».
Я хотел подробнее рассказать об этом человеке, о его службе, но Смирнов, сердито посмотрев на меня и отложив перо, сказал, возвращая лист Диментману:
— Раз командующий сомневается, проверьте еще раз.
Тот бросил на меня быстрый недобрый взгляд и прочитал следующую фамилию...
В следующий вечер, когда процедура получения санкций на аресты продолжалась, Смирнов и Диментман разговаривали подчеркнуто лишь друг с другом и все решали сами...
Прошел еще день. Смирнов посещал корабли во Владивостоке, а вечером опять собрались в моем кабинете.
— Па Кузнецова есть еще два показания, — объявил Диментман, едва переступив порог.
Он торжествующе посмотрел на меня и подал Смирнову бумажки. Тот сразу же наложил резолюцию, наставительно заметив мне:
— Вы еще молодой командующий и не знаете, как враг хитро маскируется. Распознать его нелегко. А мы не имеем права ротозействовать!
Это звучало как выговор. Скажу честно, он меня смутил. Я подумал, что был не прав. Ведь вина Кузнецова доказана авторитетными органами! Я молчал и обвинял себя в недостаточной политической зрелости. «Почему Константин Матвеевич стал врагом народа ?» — вот только о чем думал я, не предполагая еще ничего ошибочного, тем более умышленного...
В день отъезда П.А. Смирнова мы собрались, чтобы выслушать его замечания. Только уселись за стол, опять доложили, что прибыл Диментман.
— Вот показания Кузнецова, — объявил он, обращаясь к Смирнову. Смирнов пробежал глазами бумажку и передал мне. Там была всего одна фраза, написанная рукой моего однофамильца: «Не считаю нужным сопротивляться, признаюсь, что я являюсь врагом народа».
412
— Узнаете почерк?— спросил Смирнов.
— Узнаю.
— Вы еще недостаточно политически зрелы, и вам следует быть более бдительным, — зло выговорил мне нарком, бросая на меня сердитые взгляды.
Признание Кузнецова совсем выбило почву у меня из-под ног. Теперь я уже не сомневался в его виновности. Но внутри что-то грызло меня...
Весной 1939 года я приехал во Владивосток из Москвы вместе с A.A. Ждановым. Мы сидели в бывшем моем кабинете. Его хозяином стал уже И.С. Юмашев, принявший командование Тихоокеанским флотом после моего назначения в наркомат. Адъютант доложил:
— К вам просится на прием капитан первого ранга Кузнецов.
— Какой Кузнецов? Подводник? — с изумлением спросил я.
— Он самый.
Я прервал разговор и, даже не спросив разрешения Жданова, сказал:
— Немедленно пустите!
Константин Матвеевич тут же вошел в кабинет. За год он сильно изменился, выглядел бледным, осунувшимся. Ноя ведь знал, откуда он.
— Разрешите доложить, освобожденный и реабилитированный капитан первого ранга, командир бригады Кузнецов явился, — отрапортовал он.
Жданов с недоумением посмотрел на него, потом на меня. «К чему такая спешка ?» — прочитал я в его глазах.
— Вы подписывали показания, что являетесь врагом народа? — спросил я Кузнецова.
— Да, там подпишешь. — Кузнецов показал свой рот, в котором почти не осталось зубов.
— Вот что творится, — обратился я к Жданову. В моей памяти разом ожило все, связанное с этим делом.
— Да, действительно, обнаружилось много безобразий. Это дело Ежова, — сухо отозвался Жданов и, добавив, что все будет исправлено, не стал продолжать разговор».
