Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
Под «вынужденным» «ура», сказанным в Польше, скорее всего подразумеваются коронация Александра и «вынужденная» присяга польских войск русскому царю. Видимо, поэтому «польским императором» Семенов называет не Александра, что соответствовало бы действительности, а Константина. Впрочем, на это Константина вынудила «польская система», сам он польского королевства отнюдь не искал. В письме воспроизводятся все качества и черты идеального «солдатского царя»: Константин бесстрашен, весел, по-отечески относится к солдатам («любезные дети!»), обещает народу «всенеослабную льготу» (освобождение крестьян), враждует с Сенатом и справедливо наказывает «потворщиков сената», Николая и «матушку». Неприязнь автора к Марии Федоров-
205
не выражается в том, что, подобно отрицательным фольклорным персонажам, она, «убояся, померла». На самом деле императрица Мария Федоровна умерла только два года спустя, 24 октября 1828 года69.
Письмо Семенова переписывалось четыре раза и, возможно, переписывалось бы больше, не будь его автор арестован. Как признался арестованный грозному следствию, он «сочинил сие письмо без всякого злого умысла и участия других», цель же его «при сочинении означенного пасквиля состояла в том только, чтоб за выданную им новость выпить чарку вина у сидельца в питейном доме, мещанина Романова»70.
Вот и вся политика, вот и раскрыт очередной заговор, пружина которого одно лишь младенческое тщеславие. Удивить товарищей своей осведомленностью в вопросах государственной политики, ощутить себя причастным к большой истории и выпить за это чарку вина! Так наш современник хвастается друзьям, что встретил на улице известную телеведущую или актера. Повремени полиция еще день-другой, и Семенов, без сомнения, сознался бы приятелям в обмане—за следующей кружкой в том же питейном доме.
Вино развязывало языки, и на языке в эти смутные дни были одни лишь свежие политические события. Трактир превратился в мужской политический клуб, а самые шумные его посетители оказались «гласом народным», высказывая то, что было на уме у всех. Однако и полиция не дремала, хорошо понимая, где искать «бунтовщиков», так что то один, то другой говорун делался жертвой ее бдительности71.
Анекдот
«2 февраля 1826 года помощник надзирателя Дмитриевского уездного правления питейного сбора губернский секретарь Константин Петрович Викентьев, бывши в трактире в весьма пьяном виде, обратился к присутствующим с требованием, чтобы ему связали руки и везли в Петербург по той причине, что он, будучи привержен более его императорскому высочеству великому князю Константину Павловичу, нежели его императорскому величеству Николаю Павловичу, желает, чтобы он был императором, почитая его того звания достойнейшим, нежели царствующего императора Николая Павловича, потому что сей, по его, Викентьева, мнению, не оказал государству заслуг, какие есть со стороны его высочества. Арестованный Викентьев при допросе показал, что говорил ли он такие слова, не помнит по бытности весьма пьяным и всегда считает обязанностью служить государю как верноподданный»72.
206
Однако и в трезвом виде россияне говорили о том же — невиданной прежде чехарде на престоле. В письме товарищу (от 26 мая 1826 года) рядовой «музыкантской команды» Ладожского пехотного полка Иван Соколов рассказывает последние столичные «новости», которые услышал от петербургского унтер-офицера. Соколов описывает подробности гибели Александра, который «окружен был господами, отрубили ему левую руку, иссекли грудь и тело, вот его кончина. Он вместо причастия Господней крови свою истощил злодеями, Илья, кучер, привез его рубашку, которая иссечена была местах в тридцати...»73.
Александр здесь невинно закланный агнец, мученик, приносящий себя в жертву. Его христианские прототипы — убиенные князья Борис и Глеб и царевич Дмитрий.
Бравый братец его подставить голову под меч никак не мог! Он сопротивлялся из последних сил: «...Еще скажу я вам о Константине, за ним в полиции ходят пять генералов, которые стараются его извести, в апреле числах пришли пять генералов в женских платьях и подали просьбу, а сами за пистолеты и изранили крепко. Тогда вскричал: ординарец, не выдавай, начали рубить, на месте всех положили, от чего сделался весьма болен и едва ли будет жив; Константин если помрет, то великое смятение будет, оттого и коронации нет, а когда жив будет, то сделает все по своему»74. Пять предателей-генералов использовали пистолеты — удалой Константин Павлович, второй Илья Муромец, предпочитает рубиться в рукопашной. Все смешалось в этом письме — древнерусская военная повесть, житие, бульварный авантюрный роман, распространившийся в России в первой четверти XIX века — с переодеваниями, обманом и стрельбой75.
Понятно, что следующим после всех этих уложенных в рядок предателей-генералов должен был стать коварный брат Николай76. В одной из песен эпохи междуцарствия Константин прямо спрашивает лейб-гвардейцев:
Не отправиться ль, ребята, С моим братом воевать, Себе землю забирать?
Но замысел не осуществился, Николай успел отправить Константина в «ссылку»: «За такие слова брат / Константина слал в Кронштадт»77. Впрочем, цесаревич был человеком широким и не злопамятным, в более поздней народной исторической песне, относящейся к эпохе Русско-турецкой войны 1828—1829 годов, Константин уже спасает Николая, на жизнь которого покушается Сенат. «Прирубив» всех ча-
