Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
Вечером 2 декабря фельдъегерь привез, наконец, в Варшаву известие о присяге Константину. Присяга многое меняла, дело было сделано, Россия обещалась служить новому императору — ему оставалось лишь согласиться царствовать или же лично приехать в столицу, чтобы в глазах народных подтвердить свой отказ от престола. Но вместо Константина 6 декабря в Петербург приехало очередное письмо цесаревича — с новым подтверждением решимости не царствовать и странным обещанием, сильно напоминавшим угрозу: «Приглашение ваше приехать скорее к вам не может быть принято мною, и я объявляю вам, что я удалюсь еще далее, если все не устроится сообразно воле покойного нашего императора»30.
8 декабря до Варшавы доехал и второй посланник с просьбой Николая решить участь его окончательно, и вновь Константин ответил и брату, и матушке, что на престол не взойдет, а в столицу не приедет. «Если бы я приехал теперь же, то это имело бы такой вид, будто я водворяю на трон моего брата, он же это должен сделать сам...»31 Этого-то ему, похоже, особенно не хотелось — собственными руками водворять на трон брата.
12 декабря, в тот самый день, когда Николай узнал о готовящемся заговоре, этот третий по счету отказ цесаревича
191
достиг Петербурга. Отказываясь от короны и приезда, цесаревич мог сделать и другой, совсем уж не обременительный для него жест, о котором тоже просили его Николай Павлович и Мария Федоровна, — написать официальный акт отречения от престола. Но и того он не хотел совершить — от престола отрекаются императоры, он же императором, по собственному его убеждению, ни минуты не был. Не надобно и отречения, можно было написать хотя бы облеченное в торжественную форму «объявление» с прямым обращением к народу — подобное тому, какое он и написал, но спустя годы, адресуя его «любезнейшим своим соотчичам»32 (обращение, так и оставшееся под спудом). В 1825 году и объявления Константин писать не стал, искренне переживая, скорбя об Александре, не скрывая недовольства поторопившимся с присягой Петербургом, гордясь собственной непоколебимостью... и думая в столь решительную для Российской империи минуту об одном себе!
Для того чтобы хоть как-то растопить разраставшийся с каждым днем снежный ком проблем и противоречий, Константин Павлович не сделал ничего. Более того, он усугубил и многократно осложнил и без того непростое положение — подлинно, «не чувствуя в себе ни тех дарований, ни тех сил, ни того духа, чтоб быть, когда бы то ни было, воз-ведену на то достоинство, к которому по рождению» имел право. Любопытно, что на каждое не-действие у Константина было объяснение. Не отрекаюсь от престола, потому что его и не принимал. Не еду в столицу, потому что это воспримут как посягательство на корону. В том, что не совершить поступка всегда проще, чем его совершить, Константин, кажется, так никогда себе и не признался, позднее обвиняя во всех петербургских беспорядках ошибочные действия «местных властей»33.
Анекдот
«Однажды он [Константин Павлович] сказал одному из своих любимцев, помнится, графу Миниху:
— Как ты думаешь, что бы я сделал, лишь только бы вступил на престол?
Миних гадал то и другое.
— Все не то: повесил бы одного человека.
— И кого?
— Графа Николая Ивановича Салтыкова за то, что он воспитал нас такими болванами»34.
192
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНСТАНТИН!»
Ночь с 13 на 14 декабря для многих в Петербурге выдалась бессонной. С восьми часов вечера члены Государственного совета находились в Зимнем дворце, ожидая Николая Павловича, который должен был зачитать манифест о своем восшествии на престол. Около часа ночи великий князь прочитал манифест и распрощался с членами Совета уже императором. Присягу назначили на девять утра. Члены Совета разъехались по домам, Николай Павлович прошел к Александре Федоровне и просил ее мужественно перенести все, чему бы ни предстояло случиться.
В доме на Мойке на квартире у Кондратия Рылеева тоже не спали. Нервно, шумно, бестолково, под восклицания Александра Одоевского: «Умрем, ах как славно мы умрем!» — разрабатывался план действий. Восставшие войска должны были выйти на Сенатскую площадь, принудить сенаторов отказаться от присяги, низложить правительство и издать Манифест к русскому народу. Черновик Манифеста сохранился — он сообщал об учреждении Временного правительства, об отмене крепостного права, рекрутских наборов, о равенстве прав всех граждан, объявлял свободу печати, вероисповедания и занятий. Манифест предполагалось опубликовать сразу после того, как революционная делегация в лице Рылеева и Ивана Пущина войдет в помещение Сената, потребует отмены присяги и объявит о низложении правительства. Тем временем Измайловский полк, гвардейский морской экипаж и конно-пионерный эскадрон под предводительством Александра Якубовича отправятся к Зимнему дворцу и арестуют царскую семью. Лейб-гренадерский полк под командованием Александра Булатова должен был захватить Петропавловскую крепость и превратить ее в центр восстания.
«Диктатором», или руководителем восстания, выбрали гвардейского полковника, князя Сергея Петровича Трубецкого. Рылеев предложил, чтобы Каховский, переодевшись в лейб-гренадерский мундир, проник в Зимний дворец и убил Николая Павловича. Но Каховский, как и Якубович, по некотором размышлении один за другим отказались от возложенных на них обязанностей — первый не захотел убивать царя, второй — арестовывать.
