Роман об Александре Македонском по русской рукописи 15 века - Ботвинник М.Н.
Скачать (прямая ссылка):
Сопоставляемые ниже списки: сербский список, изданный С. Нова-ковичем,5 и Ефросиновский список конца XV в., положенный в основу настоящего издания, — не могут естественно отождествляться со списком-оригиналом перевода и списком-архетипом (родоначальником) всех русских списков Александрии. В этом отношении производимые нами постоянные сравнения сербского и русского текстов условны. Они интересны лишь как свидетельство того, какие стилистические черты южнославянского текста казались приемлемыми и какие, напротив, подверглись изменениям и правке на одном из ранних этапов бытования сербской Александрии на русской почве.
к к
к
Одной из сложнейших проблем, стоявших перед древнерусской литературой, была проблема изображения человеческого характера. Романист нового времени обычно не спешит характеризовать своего героя; читатель познает его постепенно, оценивая его слова и поступки, порой оши-
3 А. С. Орлов. Переводные повести феодальной Руси и Московского государства XII-XVII веков. Л., 1934, стр. 3.
4 См.: Н. А. Мещерский. Проблемы изучения славяно-русской переводной литературы XI—XV вв. — Актуальные задачи изучения русской литературы XI—XVII веков (ТОДРЛ, т. XX), М.—Л., 1964, стр. 213—223. Там же см. библиографию вопроса.
6 Приповетка о Александру Великом у CTapoj cpncKoj кн>ижевности. Критички текст и расправа од Стоіана Новаковипа. — Гласник Српског ученог друштва. Друго оделеіье. Ккьига девета. Београд, 1878. Далее: Нов.
Стилистические особенности романа об Александре Македонском 171
бается, поддавшись первому впечатлению, и разочаровывается в нем впоследствии или, напротив, проникается уважением и любовью к скромному и невзрачному на первый взгляд персонажу.
Средневековый читатель был в значительной мере лишен возможности сам постигать и оценивать героя, автор навязывал ему готовую, обычно трафаретную характеристику.6 Так и в Александрии, с первых ее строк мы узнаем, что Александр «красен и смирен, благонравен», что он исполнен «естественной добродетели» и чужд помыслов о «славе и богатстве». Александр «долготерпелив», целомудрен и мужествен, сообщает нам далее автор, нимало не заботясь о том, что изображенные им далее поступки Александра опровергают эту характеристику. Так, Александр, якобы смотрящий на славу и богатство как на «тленное и мимотекущее», становится «самодержцем» «всей вселенной» и у покоренных народов непременно требует большой дани.
Интересно, что русский редактор несколько дополнил перечень добродетелей, приписанных Александру южнославянским автором. Так, он приписал Александру смирение и целомудрие, «благообразность», т. е. внешнюю привлекательность, заменил «благонравием», отчего разрушился логичный образ южнославянского текста: все, смотревшие на него, видели его красоту и привлекательность («красьнь же и благообразьнь кь бьс-бмь зрештимь его бЬ» — Нов., стр. 2); ср. русский текст («красен и смирен, благонравен и ко всем зрящим его», л. 20), где внешние и духовные качества смешаны. Зато образ стал еще более привычен русскому читателю: традиционный эпитет характеристик «смирен» не раз встречался ему в летописи; например: «так бяше блаженый сь князь тих, кротък, смерен и братолюбив»; 7 «В се же лето преставися Иоан митрополит... смерен же и кроток, молчалив»; 8 «Бе бо (Ян Вышатич, — О. Т.) мужь благ, и кроток и смерен»;9 «Так бе блаженый сь князь правдив, щедр, кроток, смерен» 10 и т. д. Мы встречаемся здесь с характерной чертой древнерусской (как, вероятно, и любой другой средневековой) литературы, которую принято называть «литературным этикетом». Проявления литературного этикета, т. е. литературного канона, устанавливавшего, что надо изображать (так называемый «этикет ситуаций») и как надо изображать (этикет словесных формул изображения), очень многооб-
6 Известны случаи, когда летописец применял к какому-либо историческому лицу характеристику другого человека, извлеченную им из предшествующих записей. Некоторые княжеские характеристики «украшались» новыми традиционными формулами в процессе переработки содержавших их летописных сводов (см. об этом: О. Творогов. Задачи изучения устойчивых литературных формул древней Руси. — Актуальные задачи изучения русской литературы XI—XVII вв. (ТОДРЛ, т. XX), стр. 38—39).
7 Лаврентьевская летопись. ПСРЛ, т. I. Изд. 2-е, вып. 1—2, Л., 1926—1927, стлб. 207.
8 Там же, стлб. 208. 4 Там же, стлб. 281.
10 Там же, стлб. 443.
172
О. В. Tворогов
разны.11 Одним из требований этикета и была характеристика человека — будь это реальное лицо в летописном рассказе или полулегендарный святой в житийном повествовании — с помощью определенных устойчивых («традиционных») эпитетов.
С подобными традиционными эпитетами и • более сложными устойчивыми литературными формулами мы встречаемся в Александрии постоянно.
Так же традиционны, например, и портретные характеристики Александрии. Александр «красен» (красив), «красна» Олимпиада, «паче всех жен краснейши» Роксана — так скупо обрисована внешность основных героев Александрии. Подробнее говорится лишь о Поре, который, по словам Филона, «телом убо велик есть и очима зерк и сожмарлив» (л. 145). Но эта характеристика лишь производит впечатление необычной: она создана русским редактором (в сербском тексте: «тела убо велика есть и дебела, іако убо зело, нь гнила». Нов., стр. 105) в традиционной для оригинальных русских летописей и переводных хронографов манере. Описание лица, фигуры и глаз — обычные компоненты летописного портрета. Например: «дебел теломь, чермен лицем, великыма очима»; 12 «взором (т. е. с виду, — О. Т.) красен и телом велик»; 13 «лицем красен, очима светел и грозен».14 Сходный отбор деталей находим и в «коллективном портрете» рязанских князей: «лецем красны, очима светлы, взором грозны».15
