Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века - Кром М.М.
Скачать (прямая ссылка):
17 Каштанов С. М. Очерки русской дипломатики. M., 1970. С. 437.
18 OP PHБ. Собр. СПб. ДА. № 430. Л. 35 об. Опубл. (не вполне исправно): ДАИ. СПб., 1846. Т. I. № 27. С. 27.
19 Сб. РИО. СПб., 1887. Т. 59. С. 15.
Глава 3. Правление Елены Глинской
125
Просьба была выполнена: «И мы, господине, — сообщал Иван Овчина своему двоюродному брату, — от тобя государю великому князю Ивану Васильевичю всеа Руси и государыне великой княгине Елене били челом; и государь князь великий и государыня великая княгини Елена пожаловали, семью твою и сына твоего устроили и беречи приказали, и подворие и села приказали беречи, как им Бог положит на сердце»20.
Поскольку текст процитированной грамоты был внесен в официальную посольскую книгу, можно не сомневаться в том, что титулы упомянутых в ней высоких лиц были приведены в полном соответствии с тогдашним придворным этикетом.
Находившийся в литовском плену кн. Ф. В. Овчина Оболенский вновь напомнил о себе в 1536 г.: его слуга Андрей Горбатый написал по приказу своего господина письмо кн. Дмитрию Федоровичу Оболенскому, сыну пленного воеводы. Автор послания понимал, что на пути к адресату оно пройдет через многие руки (собственно, и само письмо сохранилось в виде копии, снятой в канцелярии литовского гетмана Ю. М. Радзвилла21), и поэтому очень тщательно выбирал выражения. В частности, полностью написаны все титулы: и гетмана Ю. Радзивилла, и боярина И. Ф. Овчины Оболенского, и, разумеется, юного московского государя и его матери.
Князь Федор просил сына похлопотать перед московскими властями о своем освобождении из литовского плена. Вот как эту просьбу излагает его слуга Андрей Горбатый: «И отец твой государь мой князь Федор Васильевич мне приказувал, штобы яз к тобе писал, штобы ты государя великого князя Ивана Васильевича всея Руси бояром и дьяком бил чолом, штобы государя великого князя бояре и дьяки сами отца твоего жаловали, а государю великому князю Ивану Васильевичу всея Руси и матери его государыни великой княгини Олене печаловалися, штобы государь князь великий Иван Васильевич всея Руси и мать его государыня великая княгиня Олена отца твоего у короля польского и у великого князя литовского у полону не уморили, из вязеней [пленных. — М. К.] бы государь князь великий у короля отца твоего выделал»22 (выделено мной. — М. К.).
20 Сб. РИО. СПб., 1887. Т. 59. С. 15.
21 РА. № 90. С. 196—198. См. также вступительную статью к этому изданию и хронологический комментарий к документу: Там же. С. 19, 221.
22Там же. С. 197.
126
Часть I. Кризис власти и борьба за власть в 1530—1540-х гг.
Обращает на себя внимание различие в написании титула Ивана IV и его матери: юный монарх именуется «государем великим князем всея Руси», а Елена — «государыней великой княгиней»; объектная часть титула («всея Руси») во втором случае опускается. Это различие в титулах подчеркивало тот важный факт, что носителем суверенитета — государем всея Руси — на международной арене мог выступать только один человек, Иван IV. Его мать-сопра-вительница не могла претендовать на эту роль. Поэтому о полном равенстве титулов (а следовательно, и статуса) двух «государей» говорить не приходится. Лишь во внутриполитической сфере «дуумвират» был признан официально.
Указанная формула соправительства, встречающаяся, как мы видели, и в летописях, и в документальных источниках рассматриваемой эпохи, содержала, по существу, самое краткое обоснование права Елены на высшую власть — указание на ее кровное родство с царствующим государем: «князь великий Иван Васильевич всея Русии и мати его государыня великая княгини Елена». Есть, однако, основания полагать, что сама правительница использовала другой способ легитимизации своей власти. На такое предположение наводят некоторые документы, относящиеся к периоду резкого обострения отношений между нею и удельным князем Андреем Старицким. Подробный анализ этого конфликта, приведшего к так называемому Старицкому мятежу 1537 г., будет дан в следующей главе; здесь же я остановлюсь только на статусе великой княгини Елены, каким он предстает в документах.
В обстановке взаимного недоверия между великокняжеским и старицким дворами князь Андрей Иванович прислал в Москву своего боярина кн. Федора Дмитриевича Пронского с «речами», которые должны были развеять возникшие против него подозрения. По существу один и тот же текст «речей» посланец князя Андрея должен был произнести сначала перед великим князем, а затем перед великой княгиней Еленой. Но при полной идентичности содержания эти тексты заметно отличаются деталями статусного характера. В «речах», адресованных Ивану IV, обострение отношений между московским и старицким дворами связывается только с решениями и действиями юного государя, а его мать даже не упоминается23. Можно было бы ожидать, что в словах, которые посланец Андрея должен был сказать «государыне великой княгини Елене»,
23 См.: СГГД. M., 1819. Ч. 2. № 30. С. 37-38.
Глава 3. Правление Елены Глинской
127
именно она окажется в центре внимания, но этого не произошло: в «речах», адресованных Елене, вновь перечисляются распоряжения великого князя, а его мать если и упоминается в контексте описываемых событий, то только вместе с сыном; в этом случае в тексте употребляется множественное число — «государи»: «...и нам ся, государыня, видит, — заверял князь Андрей правительницу, — что вам, нашим государем, неверно мнитца на нас...»; «...и вы б, государи, — просил он, — пожаловали, покозали милость, огрели сердце и живот холопу своему своим жалованьем...»24
