Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века - Кром М.М.
Скачать (прямая ссылка):
88 РА. № 45. С. 114.
89 Этот пассаж можно перевести так: «А схватили их потому, что их оговорили, будто они собирались ехать в Литву...»
Глава 2. Династический кризис и борьба за власть...
107
рея Вельского, и кони ему отняты, и статок переписан, а Михаила Юрьева, а дьяка великого князя Меньшого Путятина»90.
Итак, по словам осведомленных современников, все арестованные (в том числе и Глинский) были обвинены в намерении бежать в Литву. В отношении князей И. Ф. Вельского и Воротынских для подобного обвинения, вероятно, имелись основания: в Воскресенской летописи они прямо названы «советниками» беглецов — С. Ф. Вельского и И. В. Ляцкого91. Кроме того, позднее, в 1567 г., король Сигизмунд-Август, со слов Ивашки Козлова, слуги кн. М. И. Воротынского, писал последнему, что его отец, князь Иван Михайлович, к королю «з уделом своим отчизным... податись хотел, для чего немало лет в заточеньи был на Белеозере и смерть принял»92.
Зато обвинение в адрес кн. М. Л. Глинского было, видимо, ложным: в летописях известие об аресте князя Михаила Львовича выделено в особую статью, никак не связанную с делом о побеге воевод в Литву; причем в Вологодско-Пермской летописи эта статья даже предшествует сообщению о бегстве С. Ф. Вельского и И. В. Ляцкого93. Большинство летописей ограничиваются констатацией самого факта ареста Глинского, но Летописец начала царства в связи со смертью князя «в нужи» в сентябре 1536 г. сочувственно замечает: «...пойман бысть по слову наносному от лихих людей»94. Можно установить и имена этих «лихих людей» — доносчиков: в Царском архиве, согласно сохранившейся описи, в 134-м ящике находились «речи на князь Михаила Глинского и князя Володимера Воротынскова княже Михайлова человека Некрасовы, да Ивашка Домнина, да Ивашка Рязанцова»95. Наконец, об аресте Глинского по ложному обвинению пишет и С. Герберштейн,
90 OP РЫБ. Ф. 293. Д. 55. Л. 2. Опубл.: РА. № 46. С. 116 (в прежней публикации текст передан неточно: АЗР. Т. 2. № 179/1II. С. 333).
91 ПСРЛ. Т. 8. С. 287.
92 Послания Ивана Грозного. M.; Л., 1951. С. 258. Этот пассаж приведен в послании Сигизмунду-Августу, написанном по приказу Ивана IV от имени князя Михаила Воротынского. Далее в том же послании князь Михаил (или тот, кто писал от его имени) гневно отвергает свидетельство И. П. Козлова о намерении его отца, кн. И. М. Воротынского, бежать в Литву как ядовитую клевету, но смиренно признает, что наложенная на князя опала была заслуженной: «...то по его проступкам было, а смерть ему учинилась по Божьему велению...» (Там же. С. 262).
93 ПСРЛ. Т. 8. С. 287; Т. 34. С. 24-25; Т. 26. С 315.
94 ПСРЛ. Т. 29. С. 28.
95 ОПААПП. С. 30.
108
Часть I. Кризис власти и борьба за власть в 1530—1540-х гг.
пользовавшийся польскими источниками: по его словам, великая княгиня Елена, разгневавшись на своего дядю (якобы за моральные наставления, которые он ей давал), задумала погубить его. «Предлог был найден: как говорят, Михаил через некоторое время был обвинен в измене, снова ввергнут в темницу и погиб жалкой смертью»96.
Таким образом, вырисовывается следующая картина. Побег в Литву кн. С. Ф. Вельского и окольничего И. В. Ляцкого (сам явившийся проявлением подспудно шедшей придворной борьбы) стал поводом для окончательного устранения соперников с политической арены. Основной удар был нанесен по фамилиям литовских княжат; опала постигла как отдельных лиц (кн. Б. А. Трубецкой), так и целые кланы — Вельских, Воротынских, Глинских. Есть сведения о том, что кн. Михаил Львович был арестован вместе с женой и маленькими детьми: они были посажены отдельно от него, «в тыне»97. Картину дополняет краткий летописец Марка Левкеин-ского: «Ополелася великая княгиня Елена на матерь свою, на княгиню Анну. Таго же лета братью свою поймала, да не крепко»98. Значит, ради власти Елена Глинская пожертвовала своей родней: такой ценой она приобрела поддержку могущественных сил при дворе, стремившихся свести счеты с «чужаками». Кто же были эти союзники Елены? Одного из них угадать нетрудно: выразительная деталь, сообщаемая летописями, делает весьма вероятным участие князя Ивана Федоровича Овчины Оболенского в «пойманий» Глинского. Последний был посажен на заднем дворе «у конюшни»
96 Герберштейн С. Записки о Московии / Пер. А. И. Малеина и А. В. Назаренко. M., 1988. С. 88.
97 Сохранился недатированный отрывок следственного дела о посещении жены кн. М. Л. Глинского, сидевшей «в тыне» вместе с сыном Василием, слугами ее матери (опубл.: АИ. Т. 1. № 120. С. 174). Глинский дважды сидел в заточении, в 1514 — начале 1527 г. и в 1534—1536 гг. Издатели «Актов исторических» отнесли опубликованный ими отрывок к первому из двух названных периодов. Но поскольку известно, что Михаил Глинский женился по воле Василия III в феврале 1527 г., сразу после своего освобождения, на дочери кн. И. В. Немого Оболенского {Шмидт С. О. Продолжение Хронографа редакции 1512 г. С. 283) и от этого брака родился сын Василий, то упомянутый документ следует датировать временем после августа 1534 г. Имя жены Глинского остается неизвестным, а ее мать, вдову кн. И. В. Немого Оболенского, звали Марьей (см.: Кобрин В. Б. Материалы генеалогии княжеско-боярской аристократии XV—XVI вв. M., 1995. С. 100—101. № 54). Согласно сохранившемуся отрывку следственного дела, княгиня Марья присылала сидевшей «в тыне» под охраной детей боярских дочери хлеб, сыр и сметану, а заболевшему внуку княжичу Василию — крест с мощами (АИ. Т. 1. С. 174).
