Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века - Кром М.М.
Скачать (прямая ссылка):
91 Зимин Л. Л. О составе дворцовых учреждений. С. 192.
92 4 марта 1539 г. тверскому дворецкому И. Ю. Шигоне Поджегину был доложен судный список суда Г. Ф. Заболоцкого и Р. В. Унковского по тяжбе казначея Успенской Изосиминой пустыни Феогноста и братии со вдовой сыт-ника Курбата Ариной и ее сыном Постником о спорных починках в Клинском уезде (Антонов Л. В. Клинские акты XV-XVI веков // РД. M., 1998. Вып. 4. С. 73-74).
93 Зимин Л. Л. О составе дворцовых учреждений. С. 192.
460
Часть II. Механизм принятия решений и управление страной..
екая скончалась 3 апреля 1538 г., а Иван Юрьевич еще в марте следующего года продолжал исполнять обязанности тверского дворецкого. Следовательно, он держался на своем посту не только благодаря расположению правительницы. Между тем в нашем распоряжении есть уникальный документ, который позволяет судить о положении Шигоны Поджогина на закате карьеры. Речь идет о его завещании, написанном в 1541/42 г.94
Духовная Шигоны проливает свет на причины его «непотопляемости» в течение многих лет: он обладал очень прочными связями в придворной среде. Так, денежные расчеты связывали его с дьяками Третьяком Раковым и Фуником Курцевым, князьями М. В. Глинским и В. А. Микулинским, а в душеприказчики он выбрал боярина кн. А. В. Ростовского, казначея И. И. Третьякова и дьяка И. Н. Одинца Дубенского95. Эти трое душеприказчиков после смерти Ивана Юрьевича дали 15 июня 1542 г. земельный вклад по его душе в Иосифо-Волоколамский монастырь96.
Примечателен также следующий пассаж в духовной грамоте Шигоны, в котором он дарит государю, юному Ивану IV, икону Богоматери в драгоценном окладе, серебряный кубок, 600 золотых «угорских» монет и в придачу множество сел и деревень в разных уездах97. Понятно, что опальный сановник не стал бы делать таких подарков великому князю, от имени которого ему была бы объявлена немилость. Но в том-то и дело, что для версии об опале Шигоны в конце 1530-х гг., выдвинутой в свое время А. А. Зиминым, нет решительно никаких оснований.
Вероятно, бывший ближайший советник Василия III отошел от дел по старости или болезни. Кроме того, заметно, что в конце своей отнюдь не безгрешной жизни Шигона стал усердно заботиться о душе. Так, 1 января 1540 г. он дал денежный вклад (50 рублей) в Троице-Сергиев монастырь98. А в своем завещании Иван Юрьевич распорядился дать денежные и земельные вклады по своей душе и по своим родителям в более чем 20 монастырей, соборов и церквей".
94 Публикатор документа А. В. Маштафаров предложил более узкую датировку: сентябрь—ноябрь 1541 г.: Маштафаров А. В. Духовная Ивана Юрьевича Поджогина 1541 года // РД. M., 1997. Вып. 1. С. 32.
95 Там же. С. 34, 37.
96 АФЗХ. Ч. П. № 169. С. 161.
97 Маштафаров А. В. Духовная Ивана Юрьевича Поджогина. С. 35.
98 ВКТСМ. С. 81.
99 Маштафаров А. В. Духовная Ивана Юрьевича Поджогина. С. 35—37.
Глава 9- Нарождающаяся бюрократия: дворецкие, казначеи, дьяки_ 4б 1
Мы не знаем точной даты, когда И. Ю. Шигона Поджогин оставил службу: это произошло между мартом 1539 г. и июнем 1541 г., когда в качестве тверского дворецкого упоминается уже другое лицо.
Преемником Шигоны на посту тверского дворецкого стал, по-видимому, И. И. Хабаров: впервые с этим чином он упоминается 5 июня 1541 г. в меновной грамоте, выданной им вместе с рязанским дворецким В. М. Тучковым старцам Троицкого Павлова Обнорского монастыря100. Поскольку с лета 1540 до конца 1541 г. «в силе» находился боярин кн. И. Ф. Вельский, явно покровительствовавший И. И. Хабарову (вспомним, как осенью 1538 г. он хлопотал о пожаловании своему протеже чина окольничего101), то это назначение на должность тверского дворецкого можно с определенной долей уверенности приписать его влиянию. Впрочем, занимал ее И. И. Хабаров недолго: в результате январского переворота 1542 г. его благодетель кн. И. Ф. Вельский был свергнут и заточен, а он сам сослан в Тверь102. (Нельзя не оценить своеобразный юмор их противников: город, еще недавно находившийся под управлением Хабарова, стал теперь местом, где он содержался под стражей.) Впоследствии, когда придворная конъюнктура снова изменилась, И. И. Хабаров, как мы уже знаем, стал боярином и «большим» дворецким.
Недолгое пребывание Хабарова на посту тверского дворецкого кажется идеальным подтверждением выдвинутого А. А. Зиминым тезиса о прямом влиянии придворной борьбы на дворцовые назначения, — подтверждением тем более убедительным, что самому ученому описанный выше случай остался неизвестным. Но главный вопрос заключается в том, в какой мере этот случай (так сказать, «казус Хабарова») можно считать типичным: все ли дворцовые чины распределялись в соответствии с постоянно менявшейся придворной конъюнктурой, или перед нами скорее исключение, а обычная практика была все-таки иной. Поэтому не будем спешить с выводами и продолжим наблюдения за сменой руководства Тверского дворца.
100 Каштанов С. М. ИРСИ. Прил. III. № 10. С. 151 — 152. Дата документа уточнена С. В. Стрельниковым (см. выше сноску 22). Эта грамота осталась неизвестной А. А. Зимину; соответственно в составленном им перечне тверских дворецких И. И. Хабарова нет.
