Вишневосадская эпопея. В 2-х т. Т. I. - Бродская Г.Ю.
ISBN 5-7784-0078-0
Скачать (прямая ссылка):
Действительно, Николай Александрович, когда был избран головой, любил, обращаясь в Думе к разговорившимся гласным, щегольнуть фразой: «Без всяких конституцией, господа...»
«Говорил он прекрасно, громко, в высшей степени деловито, без всяких риторических прикрас, за словом в карман не лез, пускал в ход иногда простонародные выражения [...] приводил сейчас же деловые справки, смело пускал в ход цифры, не всегда, быть может, соответствовавшие действительности, но производившие эффект», — говорили о нем современники"12.
Насчет «риторических прикрас» были и другие мнения.
Склонный к громогласности, к жесту напоказ, он часто выступал ради самого процесса говорения, которым владел виртуозно. Речи его были знамениты и содержанием, и напором, и изобилием в них и простонародных, и иностранных словечек, входивших в моду. В его устах
68
они невесть что означали. Он смешивал гигиену с гиеной. Вместо энтузиаст произносил антузиаст и был искренне убежден, что эссенция и эссентуки одно и то же. Статистические данные для удобства называл сокращенно статическими. (Дума занималась сбором и систематизацией статистических данных.)
Так говорили все необразованные купцы, желавшие показать свою образованность. Вот и Немирович-Данченко вспоминал купца Якова Васильевича Щукина, у которого они со Станиславским в 1898 году арендовали для своего Художественного помещение театра «Эрмитаж». Щукин, советуя Немировичу-Данченко обратиться к цыганке, чтобы та предсказала, в какой день лучше открываться, на шутливый тон Немировича-Данченко, осторожно коснувшись его плеча, прошептал на ухо: «Поверьте, будет антониазм» — вместо энтузиазм (111.2:178). Но Щукин был совсем «простой купец», как говорил Немирович-Данченко, а Николай Александрович - «значительным лицом».
Кстати, Немирович-Данченко поверил цыганке, и ее предсказание - «цифрю бери срединную» — сбылось: среда 14 октября 1898 года, день первой премьеры Художественного, день рождения театра оказался счастливым.
В одном из своих рассказов Чехов высмеял купца, подобного Алексееву и Щукину. Его герой путал слова Гейне и гений. В комнате этого купца сильно пахло культурным человеком, — резюмировал Чехов, завершая свой анекдотический сюжет.
О иахватанности и нахрапистости Николая Александровича Алексеева, проявлявшихся в его думской деятельности, в Москве ходили легенды. Городские газеты их охотно тиражировали, цитируя его выступления в Думе.
Ходили легенды и о самодурстве Алексеева, находившегося, как голова, на виду у всей Москвы, об его азиатчине, тянувшейся за ним от бабки-турчанки, о его невежестве, о дурном воспитании.
Николай Александрович Алексеев - городской голова, самовластно правивший Москвой, минуя Думу, спешил жить и работать, словно знал, что ему отпущен недолгий срок.
«Высокий, плечистый, могучего сложения, с быстрыми движениями, с необычайно громким, звонким голосом, изобиловавшим бодрыми, мажорными нотами, Алексеев был весь — быстрота, решимость и энергия», — писал о нем современник, не переставая удивляться тому, как действовал Николай Александрович в Думе.
И говорил, и все решал, и все делал он сам и немедленно, руководствуясь не книжным знанием, которым не обладал, не умозрением, а исключительно практическим здравым смыслом, природной сметкой, находчивостью и единственной целью: благом вверенного ему города. В нем, сгустке энергии, кипела жажда деятельности. Его не смущали ни
69
препятствия, ни опасности, среди всяких противоречий он двигался смело, без оглядки и без проволочек. Он был человеком и слова, и воли, и моментального решительного действия. Поэтому его слово было полновесно, к нему прислушивались и друзья, и недруги. К тому же, ему доверяли. Он был безупречно честен и бескорыстен. Жалованье в Думе он не брал. Отдавал его на нужды Городской управы и неимущим.
Между его словом и делом не было никакого расстояния. Тут был его дар божий, — говорилось над его могилой. Ои сознавал эту свою силу и пользовался ею.
В нас убыло силы, — писали газеты в его некрологах.
Все же главное не в том, что Николай Александрович любил рассказать с трибуны «анекдотцы» из своей жизни и как газеты поддразнивали его за то, что он водил знакомство с антиллигентным меньшинством, от которого набирался своих словечек. И не в том, как виртуозно он добывал миллионы для Москвы и москвичей.
Главное все лее в том, что и сколько он реально сделал.
Всего им сделанного по части внешнего благоустройства города не очертить.
Он превратил Москву из большой деревни в современный столичный город.
При нем Москва богатела и хорошела.
Его инициативе и энергии Москва обязана водопроводом и канализацией. Одного этого было бы достаточно, чтобы москвичи не забыли его как выдающуюся личность.
Он ввел освещение в ночное время.
Превратил в скверы городские площади, где торговали сеном и дровами.
Привел в порядок городские бойни.
При нем по проекту архитектора Д.Н.Чичагова на Воскресенской площади было выстроено здание Городской думы, куда весной 1892-го она переехала с Воздвиженки и где через год, по роковой случайности, настиг его смертельный выстрел.
