Проблемы хронологии эпохи Латена и Римского времени - Щукин М.Б.
Скачать (прямая ссылка):
Разногласия между сторонниками широкой и узкой датировок определялись прежде всего различными методическими под ходами. Первые принимали во внимание или нижнюю, или веру нюю дату существования типов вещей, фактически не учитывая, когда эти типы функционировали в данной среде, причем част брались отдельные типы вещей из могильников или из слон поселений: например, ранневизантийская фибула из поселении Рипнев II [В. Д. Баран 1970, с. 9; М. Б. Щукин 1967, с. 111
Вторые старались оперировать прежде всего закрытыми комплексами, и их главной задачей было проследить, когда тины вещей того или иного комплекса могли сосуществовать/ Таким образом, у ученых этого направления появлялась возможности определять более узким временем не только типы и комплексы, но и время существования ЧК в целом [М. Б. Щукин 1967, с. 13]
Эти различия в подходе можно проиллюстрировать и на примерах трактовки исследователями находок монет на памятни ках ЧК. Так, находка монеты Маврикия (582—602 гг. н. э.) и слое поселения Черепин позволила М. Ю. Брайчевскому дати ровать поселение VI—VII вв. н. э* [В. В. Кропоткин 19706, с. 53]. Э. А. Сымонович, сторонник широкой даты ЧК, обсуждая доклад В. В. Кропоткина на совещании 1967 г. во Львове, указал, что основные монетные находки ЧК относятся ко времени Анто
(.татья не претендует на историографический обзор дискуссий по проблемам ЧК. Сделана лишь попытка проследить истоки современных подходов к датировкам отдельных вещей, комплексов, памятников и в целом ЧК. Историографию по проб лематике ЧК см. [М. В. Бсикт 1975; М. Б. Щукин 1977; Этнокультурная... 198Г>. В. Д. Баран и др. 1990]. © О. В. Шаров, 1992.
158
щи;) Пия, т. е. к середине II в., что, по его мнению, свидетель-• иует о ее ранней дате [КСИА, Вып. 112, 1967, с. 57]. Таким ¦'•разом, для сторонников широкой даты ЧК эти монеты фикси-i-ииали начало и конец культуры.
Подход сторонников узкой даты отличается большей строим гью. Во-первых, ими используются монеты, найденные лишь (i достоверных комплексах, а не в слое поселений. Во-вторых, IHK как большинство монет в комплексах ЧК либо являются подвесками, либо стерлись от длительного обращения [М. А. Ти-миюва 1979, с. 40—41], то дата комплекса, определенная по монете — это всегда terminus post quem с некоторым несовпадением времени чеканки монеты и сложения комплекса. Мы не шаем, насколько можно поднять дату комплекса от времени чеканки монеты. Выяснить это можно лишь при условии, что определения монет производятся с учетом истории денежного обращения в Восточной Европе. В частности, обилие серебряных монет" времени Марка Аврелия — Антонина Пия объясняется требованиями варваров выплат в полновесном серебре. Императоры III—IV вв. были вынуждены делать их из запасов в казне монет, уже вышедших из употребления [В. В. Кропоткин 1970а, г. 52—53; М. А. Тиханова 1979, с. 38—39]. Окончательная дата устанавливается на основе совстречаемости в комплексе хорошо датируемых типов вещей.
Возможность «запаздывания» монет учитывали, казалось бы, и некоторые сторонники «широкой датировки». Так, Э. А. Сымо-иович на основании даты бронзовой монеты-подвески Констанция II (337—361 гг. н. э.) отнес одно из погребений могильника у с. Данилова Балка к V—VI вв. н. э. [Э. А. Сымонович 1952, с. 66], т. е. использовал абсолютную дату монеты как terminus post quem, произвольно завысив ее на 50—100 лет.
Таким образом, получалось, что даже если сторонники первого направления работали с закрытыми комплексами, их методика коренным образом отличалась от методики работы сторонников второго направления. По-видимому, во многом эти различия являются отголоском или возрождением дискуссий по поводу «короткой» и «длинной» хронологии в европейской археологии 30—50-х годов [U. Lund-Hansen 1987, S. 31—32].
Расхождения сторонников «широкой» и «узкой» датировки ЧК имели и концептуальную подоплеку. Первые включали ЧК в стройную концепцию происхождения славян, согласно которой Черняховская культура во II в. н. э. сменяла зарубинецкую (также славянскую, по их мнению), а в V—VI или VII—VIII вв. плавно переходила в горизонт славянских древностей (историографию см. [М. В. Scukin 1975; В. Д. Баран и др. 1990, с. 33—37]. При этом если ЧК и рассматривалась в системе европейских связей, то главным образом для доказательства их отсутствия, например со Скандинавией, Западным Поморьем [Э. А. Сымонович 1970, с. 125—142; 1973, с. 24—32], или для утверждения о ее само-
159
I
быТНЫХ МеСТНЫХ КОрНЯХ, УХОДЯЩИХ ВГЛубь ВеКОВ [Б. A. Pl.H' и
1948, с. 3—45; 1987, с. 13—25].
Сторонники другого направления исходили из точки ш> «¦ на ЧК как германскую в своей основе, но с допущением i личных субстратов [М. И. Артамонов 1956, с. 51; Ю. В. Ь ренко 1963, с. 45—47; 1970, с. 57—58; М. А. Тиханова Г-с. 89—94; М. Б. Щукин 1977; М. В. Szczukin 1981, s. 1 ЗГ> i-М. Б. Щукин 1979, с. 66—89]. Это мнение основывалось на определенном единстве целого ряда элементов культур II-< ральной и Северной Европы с Черняховскими, так и на coon- -ствии данных письменных источников о переселении готов, гот* 1 м походах, державе Германариха в III—IV вв. н. э. данным археологии [М. Б. Щукин 1977, с. 86—88; 1979, с. 83]. Во ми*>, это было возрождением (с некоторыми вариациями) концепции происхождения и истории готов Л. Шмидта [L. Schmidt I'»m»i S. 83—130; 1904, S. 49—102], широко распространенной в аналогических трудах европейских ученых довоенного пери"Ii (см. историографию [В. Д. Баран и др. 1990, с. 33—35]).
