День мира - Линдорф А.
Скачать (прямая ссылка):
При испытании новой кинокамеры Рин Тин Тина случайно засняли на кинопленку, и собака стала «киноактером». В 1923 году киностудия братьев Уорнер решила сделать из Рин Тин Тина кинозвезду. Молодому сценаристу Даррилу Зануку (ныне киномагнат.— Ред.) поручили писать для пса специальные сценарии. За девять лет Рин Тин Тин «сыграл» в двадцати двух фильмах, выступая вместе с крупнейшими звездами американского экрана.
В 1932 году Рин Тин Тин скончался, но по его стопам последовали потомки: Рин Тин Тины — второй, третий и четвертый. В целом династия собачьих кинозвезд принесла Дункану пять миллионов долларов.
Смерть предприимчивого антрепренера не прекратила доходного бизнеса,— его дочь Кэролайн уже готовит к съемкам Рин Тин Тинов пятого, шестого и даже седьмого.
НЬЮСУИК, еженедельник, № 14.
АП, 27 сентября.
Чикаго вечерний.
МОИ ЛЮБИМЫЙ ЧИКАГО
Из статьи Джона Бартлоу МАРТИНА
Некоторые чикагцы, знакомя приезжих со своим городом, показывают им музей естественной истории, музей науки и промышленности, живописную верхнюю часть Мичиган-авеню, прекрасные рестораны, гавани для яхт, институт искусств с его выдающейся коллекцией полотен французских импрессионистов, брукфилдский зоопарк, где тигры бродят буквально рядом с вами, Аутер-драйв, чьи огни мерцают вечерами, словно изогнутое ожерелье. Но это — праздничный Чикаго. Я везу приезжих туда, где живут миллионы людей и где довелось работать мне.
Поездка начинается с шумной Уэстерн-авеню — широкой простой улицы, пересекающей Уэст-Сайд. По обеим сторонам ее, миля за милей, раскинулись невзрачные жилища рабочего люда.
Дальше, дальше. На северо-восток по Блу Айленд-авеню, забитому грузовиками и машинами, собирающими старье, мимо района, населенного цыганами, в греческий район, расположенный на Блу Айленд-авеню и Холстед-стрит. Рядом Хэлл-хаус — памятник первым попыткам Дж. Адамса помочь жителям трущоб. Когда-то здесь было еврейское гетто, затем — маленькая Италия, где Капоне одерживал победы на выборах при помощи ружей. Многие волны иммигрантов прокатились через этот район — ирландцы, немцы, евреи, итальянцы, негры, мексиканцы, пуэрто-риканцы...
Оживленная Холстед-стрит. Небольшой мексиканский ресторан, где однажды ночью пьяный полицейский Майк Моретти затеял драку, а затем убил в пустынном месте ни в чем не повинного мексиканского парня. Незадолго до суда прокурор прятал главного свидетеля обвинения в дешевом отеле на Блу Айленд-авеню, опасаясь, что друзья Моретти убьют его. Я интервьюировал этого свидетеля на улице в автомобиле. Движение при этом застопорилось — рядом с нами стояли машины полицейской охраны.
Дальше, к югу. Двадцать первый участок. Штаб местной организации республиканской партии. Весной 1953 года я договорился о встрече с боссом района, членом палаты представителей законодательного собрания штата Клемом Гравером; мне хотелось посмотреть, как он оделяет своих избирателей. Встре-чикаго ночной. ча не состоялась — я был занят. В тот же вечер трое каких-то молодчиков
$22
похитали Гравера и увезли на автомобиле в неизвестном направлении. С тех пор его никто не видал.
Южная сторона, сердце старого негритянского гетто. Здесь, словно в джунглях, живет полмиллиона людей. Среди них — батраки, они прибыли в город прямо с «отца вод» — Миссисипи. Мусор тут выбрасывают из комнат прямо в коридоры. Воздух пропитан миазмами. Здесь гнездятся болезни, нищета, преступления. Жгут мусор — вокруг сплошной пеленой повис бурый дым. Каждый здесь играет в какую-нибудь азартную игру, ставя четвертаки, в отчаянной надежде выбраться из этого ада.
Несколько лет назад местный политический лидер, негр (я хорошо знал его), получил по почте маленький черный гроб: гангстерский синдикат предупреждал, что берет власть в свои руки. Негр тут же подал в отставку.
Здания здесь закопчены до черноты. Церквушки пристроились рядом с магазинами. В лавчонках продают кости и требуху, на пустырях — груды развалин, остатки обрушившихся или снесенных построек.
Отцы города утверждают, что с трущобами покончено. Действительно, их постепенно уничтожают. Но тут же возникают новые трущобы. И хотя южная сторона города — Саут-Сайд — перестраивается, западная — Уэст-Сайд — и северная — Норт-Сайд — загнивают еще быстрее.
Среди растущего напряжения негры, несмотря на угрозы расистских беспорядков, ломают стены гетто и переселяются в «белые районы»; белые выселяются в пригороды. По мнению знатоков, очень скоро весь Чикаго, за исключением узкой полосы вдоль Золотого побережья, заселят негры, мексиканцы, пуэрто-риканцы и белая голь. Их возьмут в кольцо пригороды с их расистскими «гражданскими советами».
Путешествие закончено. Я люблю его — оно дает возможность людям увидеть то, что обычно скрыто от их глаз. Это, конечно, не весь Чикаго —мы не видели его большого медицинского центра на Уэст-Сайд, его сокровищ искусств, его красоты. Но это мой Чикаго, тот Чикаго, о котором я писал,— источник политической власти и преступлений, город построивших его миллионов.
Ярые защитники Чикаго скажут — и не без основания,— что такая поездка по городу отнюдь не способствует улучшению репутации города. У Чикаго есть много ярых, воинственных защитников. Много лет назад Киплинг, посетив Чикаго, сказал: «Это первый американский город, с которым я столкнулся. Я посмотрел его, и мной овладело непреодолимое желание никогда больше его не видеть. Этот город населен дикарями». Чикагцы были разъярены. Когда Э. Либлинг написал в одном из журналов, что Чикаго «уступает» Нью-Йорку, чикагцы готовы были повесить его на фонарном столбе. Совсем недавно, когда известный евангелист Билли Грэхэм сказал, что у Чикаго «самая скверная репутация в мире», мэр города Дик Дэли был глубоко уязвлен.
