Роман об Александре Македонском по русской рукописи 15 века - Ботвинник М.Н.
Скачать (прямая ссылка):
В другом месте мы уже указывали, какое важное место занимает в сербской Александрии тема смертности и загробной судьбы людей. Тема эта весьма интересовала и русского редактора — целый ряд отличий русского текста от южнославянских связан как раз с вопросом о загробной жизни. Какова должна быть посмертная судьба Александра? Если в южнославянской редакции этот вопрос оставался открытым, то в тексте Ефросина на это дается некоторый, хотя и не вполне определенный ответ: ангел господень взял душу умирающего Александра и унес ее, «идеже бог ему повеле» (пример 36). Аналогичные изменения внесены в сцену встречи Александра с нагомудрецами-рахманами (пример 27). Судя по рассказу, читающемуся и в южнославянских и в русских списках сербской Александрии, эти праведные люди как будто не должны были опасаться смерти: прощаясь с Александром, они объясняли, что житие их «бестрашно», ибо они продлевают его «на многа лета», а когда отходят «от жития сего тленнаго», то приходят «в другое нетленное» (E9 л. 123). Но в тексте Ефросина пряме перед этими словами рахманов помещен разговор между ними и Александром, в котором блаженные мудрецы как единственного дара, которого они не имеют, просят у царя бессмертия: «Дай же нам, царю Александре, бесмертие, помираем бо!». — «Не бесмертен аз есмь, — отвечает Александр.— Каково бесмертие вам подам?» (л. 122 об.). Здесь, как и в характеристике Олимпиады, русский текст возвращается к версии Псевдокал-
206
Я. С. Лурье
лисфена (хронографической Александрии), где читается почти точно такой же диалог: «Александр рече всем: „Просите у мене, что хощете, и дам вам". И воспиша вси, глаголюще: „Дай нам бесъмерьтие". Рече же Александр: „Сим аз не владею, аз бо смрътен есмь"».53
С темой загробной жизни связано и еще одно изменение в русском тексте (по сравнению с южнославянскими), дающее некоторые основания для датировки возникновения этого текста. Боги, встреченные Александром в пещере мертвых, должны согласно южнославянским спискам мучиться там «до сконьчаніа века», и это скончание наступит, когда истекут «семь вгеков», т. е. по истечении семи тысячелетий от сотворения мира. Перед нами широко распространенное в ту эпоху представление о конце мира, который должен был наступить в 7000 г. по принятому в то время в греко-православных странах летосчислению, или в 1492 г. нашей эры. В русском тексте упоминание о «семи веках» оказалось выпущенным — здесь сказано только, что языческие боги будут мучиться «до второго пришествия господня» (пример 32). Чем вызвано такое изменение? Рукопись Ефросина, как мы уже знаем, была написана в 1490—1491 гг., еще до истечения 7000-го года, но вопрос о том, действительно ли мир скончается в 1492 г., начал усиленно дебатироваться на Руси за несколько лет до этой роковой даты. Новгородские еретики ожидали наступления семитысячного года не со страхом, а с надеждой. «Прейдут три лета, кончается седмая ты-сяща», — говорил в 1489 г. новгородский еретик поп Алексей. «И мы, деи, тогды будем надобны».54 Их противники, «обличители» ереси, также обратились к этому вопросу за несколько лет до 1492 г. Они никак не хотели допустить, чтобы в том случае, если «скончаются лета, а животом еще прибавит бог мир», такая отсрочка светопреставления увеличила «дръзость» еретиков и принесла вред «христианству».55 Церковь стала доказывать (вначале довольно робко и предположительно, а затем, после несостоявшейся в 1492 г. гибели человечества, твердо и определенно), что «никто не весть числа веку» и установить точную дату конца мира невозможно. Исключение слишком определенной даты «скончания века» в Александрии было, по нашему мнению, сделано как раз в связи с этими спорами и может быть поэтому датировано временем, близким к 1492 г.; вероятнее всего — 80-ми годами XV в.
Историю возникновения и дальнейшего существования русской редакции сербской Александрии, как мы уже отмечали, невозможно выяснить, пока не исследованы многочисленные русские списки этого памятника; такое исследование затрудняется не только обилием рукописей, но и тем обстоятельством, что почти все они относятся уже к значительно более
53 В. И с т р и н. Александрия русских хронографов. Текст, стр. 86.
54 Н. А. Казакова и Я. С. Лурье. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV—начала XVI в. M.—Л., 1958, стр. 318.
55 Там же.
56 Там же, стр. 391—414.
Археографический обзор
207-
позднему времени — xvii, xviii и xix вв. Однако некоторые замеча--ния по этому вопросу могут быть высказаны.
Несмотря на древность ефросиновского текста Александрии и особое место, которое занимал этот памятник в литературных интересах кирилло-белозерского книгописца, невозможно видеть в Ефросине создателя рус-, ской редакции сербской Александрии и считать его список протографом этой редакции. Текст Александрии в списке Кир.-Бел. № 11/1088 далеко, не безупречен, он содержит много явных описок и ляпсусов, вообще не редких для Ефросина (мыслящий и образованный переписчик далеко не всегда наилучшим образом передает текст),57 но маловероятных для создателя новой редакции памятника.58 Те поправки, которые отличают русский тексі от южнославянских, также не характерны для Ефросина. Кирилло-бело^-зерский книгописец отнюдь не был рьяным церковником: он интересовался и античной мифологией,59 и естественнонаучными теориями Гиппократа60 и не стал бы исключать соответствующие места из своего источника. Едва ли Ефросин стал бы также заменять ссылку на Гомера бессмысленной (для времени Александра Македонского) ссылкой на книгу «о разорении Иерусалиму» (Иосифа Флавия?),61 тем более, что имя Гомера упоминалось им в сборнике Кир.-Бел. № 11/1088.62 Наконец, замена греческого слова «поклисарь» словом «посол», встречающаяся в нашей Александрии,63 также была бы ненужна для Ефросина, ибо в «Повести о Дракуле», читающейся в том же сборнике, это слово употреблялось 64 и было, очевидно, вполне понятным с его точки зрения.
