Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи - Амирьянц Г.А.
ISBN 5-217-03081-Х
Скачать (прямая ссылка):
Шиянов, опытнейший летчик-испытатель ЦАГИ, а затем ЛИИ, ценил в своем товарище не только необыкновенную смелость, но и то редкое сочетание качеств, которое позволило ему считать Анохина практически столь же сильным летчиком-испытателем, как и Громова, которого называл безоговорочно летчиком-испытателем № 1 нашей страны.
591 В своих записках "Из жизни летчика-испытателя. Путь в небо" Анохин с видимым удовольствием рассказывал о своих товарищах Амет-хане Султане, Ю. А. Гарнаеве, С. Ф. Машковском, Г. А. Седове, И. И. Шунейко. Самые уважительные слова - о первых летчиках ЦАГИ: И. Ф. Козлове, Н. С. Рыбко, Ю. К. Станкевиче и особенно - о Г. М. Шиянове. В глазах многих Шиянов как летчик-испытатель очень походил на Громова. Он был таким же основательным, степенным, сильным во всех отношениях. Мало у кого был столь значительным опыт испытательной работы. Анохин и Шиянов не были близкими друзьями, но их взаимное уважение было очевидным. С семьей Шияновых Анохиных связывала помимо прочего также и планерная юность, Коктебель...
Об эпизоде с флаттером на Су-15 с некоторыми уточнениями и дополнениями рассказал позже и летчик-испытатель ЛИИ Федор Иванович Бурцев, человек, с которым Анохин делился многим. Бурцев рассказывал: "Сергей Николаевич попал во флаттер на суховской машине. Он резко уменьшил скорость полета, хотел сбросить фонарь, но от вибраций - такова была их амплитуда - фонарь заклинило. Тогда Анохин сумел вылезти в щель в фонаре. Все крайне удивлялись потом: как это было возможно? Потом на такой же машине, на земле уже, в спокойной обстановке он пытался так же вылезть, с парашютом, у него ничего не получилось!"
А вот еще одно свидетельство удивительного самообладания Сергея Николаевича. Оно отличается от других описаний в некоторых деталях. Но в целом оно внушает доверие, потому что это свидетельство из упомянутой выше книги писателя Андрея Меркулова, слова которого Анохин якобы подтверждал.
«...Летчики еще долго будут рассказывать друг другу, как он попал во флаттер - внезапную, нарастающую вибрацию, способную вдруг разрушить самолет. Он только успел передать на аэродром, в чем дело, с трудом удерживая управление. Машину трясло так, что приборы вышли из своих гнезд и в оборванных проводах замелькали электрические искры. Каждую секунду она могла развалиться или взорваться. Надо было уходить. Перед ним висело кольцо: если потянуть его наполовину, то слетит фонарь из плексигласа и откроется дорога в воздух; выдернув кольцо до конца, он должен был включить катапульту. Он протянул кольцо, но фонарь не слетел, а только на одну треть открылся. От вибрации его заело в пазах. И нельзя было катапультироваться, пробивая его головой. Он решил отказаться от катапульты, по возможности убавил скорость, расстегнул на себе ремни и попробовал вылезти из кабины, но щель, открытая фонарем, оказалась
592 слишком узкой. Он был заперт в самолете, который терял высоту и должен вот-вот развалиться. Когда я спросил его: "Как же вы выбрались тогда?", - он ответил: "Я сел и подумал. У меня еще было три секунды. Решил снова взяться за кольцо - выдернуть его еще раз до половины". Теперь это было труднее потому, что машину трясло все больше и при неверном движении могла сразу выстрелить катапульта под креслом и убить его о фонарь. Все же он добился своего. Фонарь вдруг сорвался и улетел. Путь из машины был открыт. Он стал переваливаться через борт, зная, что в определенном положении его вытащит из кабины встречным потоком, а остальное будет просто. Но просто не было. Он все же "несколько заторопился", как говорит он сам, и зацепился парашютом за сиденье. Потоком воздуха его сложило пополам, как перочинный нож, прижав руки и верхнюю половину тела к наружному борту злополучной машины. И землю он видел уже достаточно близко, но, не теряя хладнокровия, завел руку за спину и отцепился. После этого его вырвало потоком из кабины, а дальше действительно для него было просто...».
Автор понимает, что обилие версий того или иного происшествия не всегда ведет к выяснению единственной истины. Не ко всем этим версиям доверие одинаковое. Но они ценны, если в них, даже в чем-то повторяющихся, есть хоть нечто заслуживающее внимания. Однажды, в ноябре 1994 г., я спросил у Марка Лазаревича Галлая: "Какое впечатление у Вас об Анохине - если не отделываться стандартными словами, а высказать искреннее и глубоко личное его восприятие?" Галлай ответил: "Он был очень хороший товарищ. Он был из тех, кто пришел на испытательную работу из спортивной авиации. И я таких особенно ценю. Потому что эти люди уже доказали свою бескорыстную любовь к авиации. Он обладал очень хорошими природными качествами. Это позволяло ему продолжать летать даже после того, как он лишился глаза. Был он очень смелым, даже, с моей точки зрения, чересчур смелым летчиком". Галлай вспомнил и случай с испытаниями Су-15: "Шиянов, летчик-испытатель высшей, конечно, квалификации, столкнулся с ненормальным поведением машины. Он попросил инженеров разобраться. Те отнеслись к его требованию недостаточно глубоко и успокоили: мол, с машиной все в порядке... Он полетел снова. И вновь, дойдя до определенной скорости и вернувшись, насторожил инженеров.
