Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи - Амирьянц Г.А.
ISBN 5-217-03081-Х
Скачать (прямая ссылка):
Не удивительно, что об Анохине говорят неизменно хорошее все, кто знал его по работе в ЛИИ. Формально, он был рядовым летчиком и никого особо не перебивал, никого не осаживал - этого он не умел делать, и этого от него, слава богу, не требовалось. Совсем другое дело, на первый взгляд, было в КБ Королева, где он обязан был руководить хлопотным и конфликтным в своей основе делом. Тем не менее, и среди тех, кто хорошо знал Анохина по работе в КБ Королева, также не найти отзывающихся о Сергее Николаевиче не то чтобы плохо, но холодно или даже прохладно. Владимир Петрович по этому поводу сказал так: "Я знаю, в чем дело. Я помогал сверхделикатному Анохину (и Кувшинову) составлять, подписывать и утверждать у высокого начальства важные программные документы, касавшиеся подготовки космонавтов, помогал в чем-то другом. Они (и это при их авторитете!) могли часами ожидать приема у начальства. Анохин не шел ни на какие конфликты - даже с секретаршей начальника, а с начальством - тем более. Он отходил в сторону...".
Наверное, Анохину в Никитском нравилось как раз и то, что в нем всегда была готовность побороться за правое дело. С кем угодно - было бы дело правым и стоящим. В конце концов, именно это его качество сыграло решающую роль в том, что на его карьере космонавта был поставлен крест. Часть вины за это косвенно легла на Сергея Николаевича. Но чтобы понять это, надо, к сожалению, повторить то, что не хотелось бы повторять...
Вскоре после первого знакомства с Сергеем Николаевичем Никитский увидел, что глубоко им почитаемый Михаил Александрович Усачев в лице Анохина имел не только хорошего товарища по профессии, но родственную душу в застолье. Когда Анохин с
896 Никитским были в одной группе Л3, активно готовясь по лунной программе, они почти каждодневно были вместе в напряженной работе. Вместе бывали на вечерах, проводах и встречах космонавтов. "Он был здоров от природы, в полном смысле этого слова, - говорил Владимир Петрович об Анохине. - На него и водка-то не действовала, как яд. Вплоть до старости он сохранил хорошую форму, всегда был подтянут, аккуратен, любил холодную воду, контрастный душ... И на удивление быстро восстанавливался после "перегрузок". Он себя держал!.."
Переживания Никитского за Сергея Николаевича обострились, когда он прослыл человеком, так говорила порой и Раценская, спаивавшим Анохина. Однажды эта неправда возымела самые серьезные последствия для самого Никитского.
Случилось так, что по делам, связанным со своей лабораторией, Никитский два дня отсутствовал в профилактории, где находились остальные члены "футбольной команды", в их числе - Анохин. К вечеру второго дня, возвращаясь из Москвы, из министерства в профилакторий, Владимир Петрович встретил в лесу Сергея Николаевича. Он был навеселе и хотел ехать домой. "Пойдемте, поужинаем. Я Вас отвезу", - предложил Владимир Петрович, ясно понимая, что Анохина одного в дальнюю дорогу отпускать нельзя. После долгих уговоров Анохин согласился, и они отправились в Москву, на площадь Восстания. Проводив успокоившегося Сергея Николаевича до самой двери его квартиры, Никитский - уже заполночь
- поспешил на последнюю электричку, но застрял вдруг в лифте дома Анохиных. Денег на такси уже не было, вся надежда была лишь на электричку - и вот такое! Лифт, наконец, все же сдвинулся с места, так что Никитский успел и в метро, и на последнюю электричку.
«Сел у двери в тамбур, - рассказывал он. - В вагоне была еще молодая пара, какой-то парень, с ребенком лет четырех-пяти, и я. Где-то в районе Лосиноостровской входит команда: человек пять прошли, а двое - остались. Стали придираться к этим молодым. Я тогда был сильным, здоровым - с тремя мог справиться, с любыми! И каратэ владел, и рукопашным боем, и борьбой вольной, и штангой баловался... Я сказал им: "Отойдите!" Они увидели мою решительность, широкие плечи, спокойную уверенность, оценили и ушли. Через пять-десять минут вернулись вшестером и подходят ко мне. Я поднялся, не поворачиваясь к ним спиной, переместился в тамбур и там встал в угол
- хоть спина была теперь защищена: все-таки шесть здоровяков. А тут еще парень, который был с пацаном, тоже решил мне помочь. И даже парень, что был с девушкой, - тоже. Видят: тяжело мне. И вот мы этим клубком в Подлипках выкатываемся! А сынишка паренька - уезжает,
897 маленький. Я был раздосадован, что пацан уехал один - без отца. Отца в это время ударили сильно. Он упал, и я успел крикнуть вошедшей в вагон женщине: "Пацан один в вагоне!" Хоть народу в Подлипках вышло из других вагонов много, но никто нам не помогал. И вообще-то попало нам прилично. У меня было все разбито, разодрано. Но и им попало. Драка закончилась потому, что все предельно устали...
На следующий день начались неприятности. Что мне в Александре Ивановиче Лобанове не нравилось - он не разбирался. Он посчитал, что отсутствовавший в профилактории Анохин был со мной, и доложил об этом начальству, Трегубу Якову Исаевичу, у которого было уже вполне определенное убеждение: Никитский с Анохиным нарушают режим. Меня вызвали к Трегубу. Морда разбита, руки в ссадинах. "Это что же? Вам здоровье и сила даны, чтоб поддавать и драки устраивать?" -Трегуб не спросил ничего иного, а я и не пытался оправдываться и что-либо рассказывать ему... Тут же (а Василия Павловича Мишина не было), тут же выгоняют меня из "профилактория"! Мы там жили и готовились нашей "футбольной командой". У меня и раньше шансы были небольшими, но какие-то надежды слетать все же оставались. Я видел, что народу среди кандидатов не так уж и много, что есть сложности с подбором экипажей, стремился на работе хорошо себя зарекомендовать, многое делал в создании космической техники... Но это вот происшествие стало последней каплей. Так я выбыл из "профилактория"...».
