Интуиция совести - Ухтомский А.А.
ISBN 5-88986-13-5
Скачать (прямая ссылка):
Бога мы понимаем так, что Он всегда, и несмотря ни на что, любит мир и людей и ждет, что они станут пре-
213
I
красными и безукоризненными до конца,— и Он все оживляет и воскрешает. Дьявол - клеветник опорочивает мир и людей, подыскивает на них обвинения, издевается над идеализацией, объявляет ее ошибкою и, вместе с тем, убивает и разрушает!
Прочтите у апостола Павла (I поел, к Коринф., гл. 13) великую характеристику любви (в оригинале на церковнославянском): любы долготерпит, милосердствует... не гордится... не ищет своих си... не мыслит зла, не радуется о неправде... вся любит, всему веру имлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает...
«Видишь ли,— говорит Иоанн Златоуст 7,— видишь ли, чем он завершил и что особенно превосходно в этом даре любви? Что именно значит: николиже отпадает? He прекращается, не ослабевает оттого, что терпит, потому что любит все». «He отчаиваясь ожидает от любимого всего доброго, и хоть бы он был худ, не перестает исправлять его, пещись и заботиться. Всему веру имлет; не просто надеется, но с уверенностью, потому что сильно любит; и хотя бы сверх чаяния не происходило добра, и даже любимый становился бы еще хуже, она переносит и это — вся, говорит, терпит. Любы никому же отпадает». Можно ли найти лучшую характеристику любви-идеализации?!
Ho остается в силе тот страшный факт, что неосторожным и недостойным приближением к тому, что любишь и идеализируешь, ты можешь утерять любимое и идеализируемое,— постепенно и незаметно можешь превратиться в его клеветника и наветника! Слишком большое сближение для неблагородной души принижает, роняет того, кто издали был творческим идеалом! Слишком большое сближение уронило в глазах Иуды Христа,— иссякло благоговение к тому, кто слишком близок и обыкновенен, иссякла идеализация! И из дру-га-ученика человек незаметно превращается в клеветника и предателя! Вот трагедия из трагедий человеческой души! Ее необходимо понимать и учитывать в жизни, дабы избежать той же беды для себя!
Благородная душа тем более и глубже любит, чем ближе к ней ее любимый и ее идеал! Душа слабая перестает уважать и ценить то, что слишком близко к ней! Для рабски настроенной неблагородной души снисхождение Христа до грешного и упавшего человечества стало поводом к презрительности к самому Христу! «Исполняюсь гневом и скорбию за моего Христа,—
214
говорит Григорий Богослов 8,— когда вижу, что бесчестят Христа моего за то самое, за что наиболее чтить его требовала справедливость. Скажи мне: потому ли он веществен, что смирился ради тебя? потому ли он — тварь, что печется о твари?» «Это ставишь ты в вину Богу — Его благодеяние? Потому ли он мал, что для тебя смирил себя?.. Это ставишь в вину Богу? За то почитаешь его низшим, что препоясуется лентием и умывает ноги учеников, и указует совершеннейший путь к возвышению — смирение? что смиряется ради души, преклонившейся до земли, чтобы возвысить с собою склоняемое долу грехом? Как не поставишь в вину того, что он ест с мытарями и у мытарей?.. Разве и врача обвинит иной за то, что наклоняется к ранам и терпит зловоние, только бы подать здравие болящим?..»
Тут, конечно, самый глубокий, интимный и вместе с тем самый тонкий и страшный суд над человеческой душою, ее задатками и благородством: оттого, что твой любимый, твой идеал и Христос пошли тебе навстречу, стали обыденны и близки тебе, смиренно сблизились с тобою,— стали ли они для тебя втройне дороги, и высоки, и прекрасны? Или же, напротив, стали затрапезны, унижены, потушены для тебя?
Сознание страшной опасности потухания идеала и идеализации от неосторожного и недостойного приближения к ним дает нам понять целомудренное стремление некоторых отдалиться от любимого и уклониться от обыденного общения с ним! Для того тут человек и уклоняется от любимого, чтобы не потерять его для себя! Боится человек заслонить для себя святыню друга, однажды ему открывшуюся,— заслонить ее приземистою обыденностью своей души, для которой всякое сближение легко превращается уже в амикошонство и для которой «нет пророка в своем отечестве»!
17/30 ноября 1922.
Ужасно много еще имею я сказать Вам, мой любимый человек: почему-то я уверен, что надо Вам сказать об этом. Уверенность эта коренится на том, какою я знаю Вас по Александрии, когда мы были вместе и говорили лицом к лицу. Теперь, конечно, утекло Уже много воды, пришли новые впечатления, утекло
215
I
и переменилось многое в Вашей душе: ибо человек существо текучее и утекающее! Дай ему Бог только утекать в лучшее, во все большее расширение души, сердца и духовного зрения! Упаси Бог от самодовольной узости, от ссыхання сердца, от духа клеветы на мир и на людей!
И вот, при всей этой странной уверенности, что надо сказать Вам о том, что мне кажется важным, я начинаю и бояться, что надоем Вам этими длинными речами посреди Ваших новых впечатлений и интересов. Ho уже простите меня за назойливое желание побыть с Вашей душой хотя бы лишь через письмо! В извинение мне примите во внимание, что беседовать мне с Вами не приходится и, очевидно, не придется (по крайней мере, в близком будущем); ибо в долгое отсутствие солнышка земля уже успела промерзнуть,— прийти в свое привычное молчание; и Вы, я думаю, замечаете, что при мимолетных свиданиях с Вами я все равно о дельном и важном говорить не могу, ибо опять привык молчать. Так в те часы досуга и относительного покоя, ночью, когда кругом тихо, позвольте мне письменно говорить Вам мои задушевные мысли, хотя бы изредка и пока есть еще досуг и относительный покой.
