Интуиция совести - Ухтомский А.А.
ISBN 5-88986-13-5
Скачать (прямая ссылка):
173
озера... Что это за озеро? Какое-то очень русское, очень древнее, очень давно езженное нашими предками, передавшими нам это волнение при одном лишь приближении мыслью к этим памятям. Я думаю, что эго Ладожское озеро, в самом деле суровое, нелюдимое и седое своею незапамятною стариною, по которому древние новгородцы вели сообщения и с западною Ганзою, и с восточными волостями, и с северным каменным островом, куда уходили твердые и мощные духом люди душу спасать... Когда впоследствии мне пришлось быть на Ладоге и на Валааме IIS, я почувствовал всем нутром, что это и есть то нелюдимое и суровое море, которое меня волновало когда-то и по одной наслышке!.. Или, может быть, это родное Бело озеро? Или Ильмень? Ho это все тот же ансамбль, того же края, того же народнохудожественного замысла!.. Вот как далеко увели меня от ближайшего ко мне мира прежние воспоминания! Ho я знаю, что Вы с подругою примете все это по-хорошему, т. е. так, как будто это я зашел к Вам «на огонек», чтобы посумерничать, как бывало принято в старину, когда жизнь была тише и проще. Осмеяна у нас «Растеряева улица» И6; а ведь по правде-то она несравненно лучше и милее, чем болтают о ней «мудрецы»! За эти последние недели и дни скончались двое моих старых товарищей — один по Корпусу, другой по Академии: Михаил Александрович Пещанский, давний работник ГАУ, которого Ваша подруга, наверное, помнит, и Павел Васильевич Тихомиров, дельный и сильный профессор сначала Академии московской, потом Нежинского института и, наконец, Ленинградского университета. Уходят старики, сменяется лицо земли, и смерть действует в потомстве Адамовом, вплетаясь во все ростки жизни, как повилика вплетается в поросль леса. «Смерть пришла от преступления и для того, чтобы преступление не сделалось бессмертным». Мы понимаем это древнее глубокое слово. Ho оно не покрывает скорби нашей, когда смерти подвергается и лучшее, что у нас было в жизни, и наши друзья, и наши воспоминания. Ну, простите пока, родная Кл. Мих-на. Привет мой Вашим.
Преданный А. Сугорски й,и'
12. XII. 1937.
P. S. Очень важно, как человек приучил себя подходить к вешам и к людям в своих попытках их понять.
174
Идет ли дело лишь о том, как их «приспособить» к себе и к своему способу постижения? Или есть готовность узнавать и понимать их все далее и далее — такими, каковы они есть в самостоятельном их составе и содержании. Вот тут и решается то, остановится ли человек на своем Двойнике, или хватит у него сил искать во встречном лице Собеседника! Если совсем простым людям эта последняя задача дается просто, почти сама собою, то для «мудрецов» тут требуется преодоление очень большого труда. Древнеиндийское сказание рассказывает, как нескольким слепцам было предоставлено узнать, что такое слон. Слепцам приходилось полагаться на свое осязание; и они стали ощупывать, каждый около себя, предмет изучения, насколько он представляется доступным. Когда изучение продвинулось достаточно и слепцы стали считать его законченным, их стали спрашивать о результатах; один из них сказал, что слон это веревка; второй показал, что, на его взгляд, это скорее столбы; третий возражал, что слон есть нечто, похожее на тряпку; четвертый усматривал в слоне толстый канат, склонный наносить болезненные удары, если его долго щупают... Вот видите: всякий сумел видеть, что мог, руководясь ближайшим осязанием. Надо дать себе отчет в том, что то, как вещь или человек открываются для нас, делаясь доступными нам, может служить только вящим застиланием от нас их подлинного значения и смысла! Когда слон показался как веревка, или как столбы, или как тряпка, или как неприятно ведущий себя канат, то эти убеждения слепцов только повредили подлинному знанию, что такое есть слон. И когда человек принял природу за мертвую и вполне податливую для его вожделений среду, в которой можно распоряжаться и блудить «sans gene» 1,8 сколько угодно, это лишь закрыло от человеческих глаз ту содержательную и обязывающую правду, которою живет действительность. Ослеп, оглушился человек своими страстями, они же его идолы! И, оглушившись ими, стал он им работен, поработился им, а они стали для него принудительными. Это и есть то, что древние писатели называли «неестественностью ветхого Адама». И тогда само собою двойник застилает для человека реального собеседника, Двойник становится как экран между человеком и его собеседником, подменяя последнего двойником. Надо признать, что это бывает чаще, чем мы думаем. И нужен обыкновенно немалый труд, прежде чем экран будет
пробит к собеседнику в его подлинном содержании. А научиться видеть so всяком приходящем человеке собеседника в подлинном его составе, болении и исканиях, это редкий дар, снискиваемый громадным трудом многих лет неусыпного овладения собой. Между тем многим представляется так, что чего же проще и обыденнее «понимать встречного человека»-! Достоевский увидел здесь проблему и дал ее понять современникам в современных образах, тогда как она была хорошо известна прежним людям, забыта же солипсическим настроением жизни и мысли новоевропейской философии. Экран создается самим наблюдателем и выявляет пороки последнего. Вот, например, ходячий стыд среди персонажей Достоевского: Федор Павлович Карамазов. Стыд отвращается от прекрасного, стыдясь его и стремясь его осрамить в глазах других в свое оправдание. Вот удивительное боление, в котором люди запутались так давно, как и помнят свою историю. Стыдится Федор Павлович мира Алеши.
