Интуиция совести - Ухтомский А.А.
ISBN 5-88986-13-5
Скачать (прямая ссылка):
Я лупил в Вашу квартиру обоими кулаками, кричал туда нехорошие вещи, наконец стал бить ногами и кричать еще более нехорошие вещи, HO это ни к чему не привело. Собрался идти в Академию и встретил человека из Академий, который засвидетельствовал, что там Вашей персоны сегодня не видно, айв квартире не слышно; ибо и он, академический человек, бил же в Вашу дверь и ругался в нее.
Ваш. А. У.
31. V. п.
14 *
419
4 ноября 1911.
Милый друг Николай Яковлевич, я давно написал Вам большое письмо, но так и не отправил его: показалось мне, что оно будет Вам неинтересным, немного доктринерским и т. д.— много я там распространялся (как часто при свидании) насчет того, что читал в последнее время и над чем думал: о том, что утеряли мы,— или утериваем постепенно,— институт истины, который был воспитан в наших предках и в нашем личном прошлом религией,
Ho дело не в этом письме моем, а в том, что из-за него я так долго не отправил Вам ни строчки и даже не ответил на Вашу открытку. А Вы, должно быть, несколько дуетесь на меня за молчание, ибо не присылаете, вопреки обещанию, более длинного и обстоятельного письма о себе.
Я ведь, милый мой, не знаю ничего о Вашем житье-бытье. На вокзал я в свое время опоздал, как для меня это полагается (как при прошлогодних проводах матери, так и теперь, опоздал минуты на 3—5), а потому не знаю и того, с Вами Дуня 4 или нет.
Мы, т. е. лабораторные Ваши знакомцы и я, беспокоимся о том, что «отдых» Ваш в ялтинских ресторанах будет совсем не отдых, хоть Вы там и пишете, что все очень хорошо и все вокруг Вашего ресторана цветет и зеленеет. Уж чего хорошего, если приходится жить в этом, с позволения сказать, месте!
Ho это я говорю не к тому, чтобы разочаровывать Вас в Вашем ресторане, в котором Вы так счастливо приспособились наслаждаться природою (голь на выдумки хитра!), а к тому, что я именно ровно ничего толком о Вас не знаю и жду письма от Вас, чтобы представить себе, как Вы, в самом деле, живете. Что Ваше зрение? Вам очень неприятен этот вопрос, но Вы все-таки ответьте на него. Это не «любопытство», а желание знать о Вас.
О себе скажу пока только то, что, по совету Н. Е. Введенского, начал я, с позволения сказать, читать курс физиологии животных в, с позволения сказать, психо-невро-логическом институте (помните, как у Л. Н. Толстого: возьмите первое попавшееся слово, например «собака» или «дерьмо», приставьте к нему слово «логина и получите «науку»), {...)
420
Когда Вы напишете, и я напишу более обстоятельно, пока же ограничусь приведенными сведениями.
Константин-бабник 5 уехал в свои места, Надежда 1> еще не приехала. Поэтому я наслаждаюсь миром и тишиною, и наслаждение нарушается только тем, что приходится собственноручно (!) подбирать то, что оставляет по углам мой кот. После этого очень долго руки пахнут нехорошо!
Целую Вас.
Ваш А. У.
Дорогой Николай Яковлевич!
(...) Напишите же, как Вы живете. Мы здесь живем ничего себе; только все-таки начинает все надоедать. Приходишь в лабораторию и видишь привычные милые лица Шлитера, Бружеса, Резвякова, Беритова 1,— и это очень хорошо; но вот начинаются великие проекты Резвякова, вроде того, что билатеральность тела животного необходимо должна была отразиться на всем складе его жизнедеятельности и на его высших духовных функциях; и вот надо открыть, как билатеральность определяет человеческое мировоззрение в общем виде. Потом Беритка начинает дерзить или пускается в социал-демократические благоглупости... И понемногу все это... утомляет. Чтобы попасть в тон Резвякову, я предлагаю ему не менее заманчивую тему: как повлияло и отразилось единство заднего прохода у животных на единство самосознания. И так нудно и медленно проходят темные дни, и не чувствуется такого действительно серьезного дела, которое бы кипело и захватывало лучшие силы людей. «Мудрый, и уча н учась, желает учиться и учить только тому, что составляет насущную потребность; а кажущийся мудрым, и вопрошая и вопрошаемый, предлагает одно то, что питает любопытство...» (Максим Исповедник).
Напишите же!
Дай Бог Вам всего лучшего.
Ваш. А. Ухтомский.
17 ноября 1911. СПб.
Милый друг Николай Яковлевич, спасибо Вам за письмо, которого я насилу дождался. Теперь, пользуясь случаем, что Н. Е-ч посылает Вам
421
свое письмо, присоединяюсь и я,— присоединяюсь прежде всего к просьбе: не приезжайте, пожалуйста, к нам ранее января или, во всяком случае, не торопитесь ехать теперь в декабре. (...) Побудьте еще в Вашей доброй тишине, в обществе милой, мирной души — Дуняшки, которой посылаю сердечный привет и горячее пожелание всего лучшего. (...)
Что касается беспокойства Вашей совести, о котором Вы пишете, то ничего не буду писать об этом: не буду, потому что никогда не надо мешать ей говорить, хотя бы причина ее тревоги с обычной точки зрения казалась и маловажной. Раз она говорит — пусть говорит и договаривает до конца: в конце концов, это ведь лучший друг и высший авторитет, нам данный. Я помню, что перед Вашим отъездом отсюда, в несколько патетическую минуту сказал Вам вроде того, что Вы «все-таки лучший человек, которого я знал в Университете». Вот, потом я усиленно почувствовал, как нехорошо говорить такие вещи! А еще хуже и уж совсем не по-дружески было бы, если бы я стал успокаивать Вашу внутреннюю тревогу и тем затемнять то, что хочет высказать Вам Ваш внутренний голос. (...) Так уж я Вас успокаивать, тем более хвалить, больше не буду: беседуйте с совестью и верьте ей. Говорят, что бывает «больная совесть»,— когда она слишком придирчива и щепетильна,— слишком мучительно следит за всяким шагом. Я думаю, что и тогда она не больная, а вполне здоровая, и ее не глушить нужно с легкомыслием медиков-неврологов, а слушать ее; напротив, малая чувствительность и «благоразумная толерантность» совести, свойственная comme-il-faut’HbiM и медицински «нормальным» {«уравновешенным») субъектам, она-то конечно — признак глубокой болезни!
