Готовимся к родам - Марта С.
Скачать (прямая ссылка):
Американские врачи поначалу отвергли эти анестетики как ненадежные и небезопасные. Однако женщины настаивали на их применении. Женщины из обеспеченных слоев общества даже ездили в Германию, чтобы избежать родовых мук, а по возвращении превозносили преимущества «сумеречного сна» и популяризовали применение этого метода. Врачей-мужчин, которые опасались использовать эти препараты, обвиняли в отсутствии сострадания к женщинам — в те времена избавление от родовых мук считалось неотъемлемой частью движения за права женщин. Больницы уступили требованиям клиентов и включили «сумеречный сон» в список преимуществ родов в больнице. В 20-х годах двадцатого века «сумеречный сон» стал такой же визитной карточкой больниц, как «семейные роды» в 80-х годах, и превратился в стандарт акушерской практики. Вместо того чтобы сосредоточиться на причинах боли (страх и напряженность), больницы делали акцент на страхе боли, предлагая лекарства для ее устранения.
Роды в больнице. Добиваясь успехов в своем стремлении к безболезненным и безопасным родам, женщины утрачивали возможность играть активную роль в появлении ребенка на свет. Анестезия принесла значительные изменения в практику родов, сложившуюся с незапамятных времен. Смена вертикального положения на горизонтальное — эта практика сохраняется в больницах и по сей день — была абсолютно необходимой, поскольку теперь женщина находилась под воздействием наркотических препаратов и не могла ходить в процессе родов или тужиться, помогая ребенку выйти наружу. Анестетики лишали ее возможности управлять своим телом, что привело к появлению ремней для рук и ног. К этому новому беспомощному положению во время родов прибавились такие унизительные (и абсолютно ненужные!) процедуры, как клизма и бритье лобка. Роженицу превращали в идеального пациента для хирургической операции — чистого и спящего.
Теперь — поскольку женщина была не в состоянии родить сама — требовалось извлечь ребенка из ее тела. Это означало применение акушерских щипцов, эпизиотомии, а иногда и медикаментозных препаратов для ускорения и стимуляции родов. Немилосердный разрез при эпизиотомии преподносился как необходимость — для ускорения второй фазы родов и для предотвращения разрывов.
После родов женщину отвозили в послеоперационную палату, где она отходила от наркоза после «операции». Через несколько часов она просыпалась в своей палате и узнавала, кто у нее родился, девочка или мальчик. Тем временем младенцы тоже приходили в себя после испытаний, которых они себе никогда бы не пожелали. Новорожденного клали в металлический ящик и отвозили в детскую палату к другим безымянным младенцам, где он оставался прикованным к этому ящику. Накачанных наркотиками ребенка и мать соединяли для кормлений, проводившихся по жесткому графику каждые четыре часа, но большую часть времени они проводили отдельно друг от друга, чтобы мать отдохнула, а ребенка могли осмотреть «специалисты». Мать не только не принимала участия в процессе родов, но и была лишена возможности ухаживать за собственным ребенком — считалось, что ради ее же блага и блага новорожденного.
Роды как болезнь
В начале двадцатого века ролы рассматривали как патологический процесс, требующий медицинской помощи. Солидные учебники акушерства провозглашали, что здоровые роды естественным путем проходят лишь у незначительного числа женщин и что в большинстве случаев этот процесс нуждается в усовершенствовании. Акушерам-гинекологам внушали, что все женщины обязаны испытать на себе преимущества щипцов и эпизиотомии. Потребовалось шестьдесят лет, чтобы врачи изменили свою точку зрения и осознали тот факт, что медицинское вмешательство требуется лишь в крайне ограниченном числе случаев. Взгляд на роды как на патологию, а также необходимость для врача спасти женщину от «природных опасностей», пропагандировались известным в 20-х годах акушером Джозефом Дили: «Я часто думал, что женщине, возможно, природой предназначено погибнуть в процессе воспроизведения рода — подобно тому, как самка лосося умирает после того, как отложит икру».
Во всех этих изменениях был лишь один положительный аспект. Роженицы доверяли врачам свою безопасность во время родов, и это перекладывало ответственность на плечи врачей. Квалификация врачей росла, и больницы стали предлагать все более качественную помощь. Врачи-мужчины, принимавшие роды, получили более подходящий для их профессии титул. Словосочетание «мужчина-повитуха» звучало несколько странно и даже уничижительно. Теперь врача, специализирующегося на родах, стали называть акушером (obstetrician, от латинских ob и stare, — что, по иронии судьбы, переводится как «стоять рядом, наблюдать»). Однако вместо того чтобы стоять рядом на тот случай, если понадобится их помощь, акушеры стали на пути естественного процесса родов.
Управляемые роды — управляемые дети. Теперь женщины утратили веру в свою способность рожать и переложили всю ответственность на специалистов. Эта неуверенность распространилась и на такую сферу, как материнство. Женщины стали спрашивать врачей: «Что мне делать, если ребенок заплачет?» Они желали получить ответы, основанные на принципах науки, измеримые и контролируемые. Именно в этом кроется причина появления жестких режимов и сурового воспитания, которые якобы не давали избаловать детей. Самым абсурдным нововведением была замена грудного вскармливания искусственным. Многие женщины верили, что искусственное молоко, которое изобретали ученые, гораздо лучше подходит ребенку, чем то, что вырабатывается организмом матери. Врачи решали, должна ли мать кормить младенца — они брали пробу ее молока, встряхивали в бутылочке и рассматривали на свет, определяя его плотность. Переход от грудного вскармливания к искусственному, похоже, удовлетворил и учеников, и учителей. Мать освобождалась от обязанности самой вскармливать свое дитя. Искусственное вскармливание было удобно и врачам, поскольку — в отличие от грудного вскармливания — этим процессом можно было управлять, выписывая рецепты и внося разнообразные изменения. Они могли что-то сделать. Искусственное молоко стало еще одним способом привязать молодых матерей к врачам. Подобно новому акушерству, искусственное вскармливание превратилось в стандарт для образованной и обеспеченной части общества. Прабабушка рассказывала нам о том, как врач проверял плотность ее грудного молока при рождении всех четверых детей: «Два раза он говорил, что я «способна кормить». В двух других случаях он предупредил, что я могу навредить ребенку своим некачественным молоком. После рождения всех детей я была абсолютно здорова, но мне даже не приходило в голову оспорить предписания врача».
