Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
«Позолоченная пилюля» предназначалась не только для Пруссии, но и для Мустафы III. Затеянные маневры были, не
сомненно, созвучны его «марциальному» духу. Они не произвели слишком большого впечатления на Венский двор, который отказался уступить захваченные им прежде крепости на австро-турецкой границе. Более того, они, по существу, ничего не изменили в «миролюбителных сентиментах» Порты, но избавили садразама Коджу Рагыба «от навлекания на себя какого нарекания».
Великий везир умер, оставаясь, вероятно, уверенным в успехе своей внешнеполитической линии. Однако реальных плодов курс на дипломатическую игру, использование взаимной борьбы европейских государств не принес. Время, когда османские правители могли бы попытаться применить европейский опыт для реорганизации политических институтов, в частности армии, было упущено. С окончанием Семилетней войны стала ясна несбыточность надежд на то, что Османскую империю оставят в покое и будут «содержать в почтении». Руководители Порты явно преувеличивали значение собственных усилий, поскольку воспринимали лишь ход международных событий, не понимая закономерностей, определявших развитие отношений между странами.
Султанское правительство, определяя программу своих действий, исходило главным образом из категорий религиозного сознания (мусульманский мир — христианская Европа) и потому не могло в полной мере осознать, в какой степени осуществление его планов зависело от таких внешних обстоятельств, как, например, формирование новой системы международных отношений под влиянием развития капитализма. Однако чем активнее Порта стремилась включиться в европейскую политику, тем больше попадала под воздействие противоречий, которые разделяли ее участников на соперничающие группировки. Одной из доминант этой борьбы стали колониальные устремления европейских держав, в результате чего их соперничество распространялось на огромные пространства от Северной Америки до Индии. С середины XVIII в. оно захватывает и османские владения в Европе, Передней Азии и Северной Африке.
В Париже, Берлине, других европейских столицах все чаще начинают говорить об угрозе территориальной целостности Османской империи, исходящей от соседних государств, прежде всего России. В трактате анонимного французского автора, составленном в 1756 г., эта идея сформулирована достаточно четко: «Наконец московиты, которые более опасны для Оттоманской империи, чем все другие нации. Их войско многочисленно и активно со времен сражений Петра Великого со шведами; они исповедуют ту же религию, что и греки, которые мечтают возродить свою империю, перейдя под их власть. Они могут вступить в империю султана по суше, подобно немцам, или пересечь Черное море на своих судах и достичь [Стамбула] за три дня» [116, с. 351]. Хотя в это время царское правительство было еще далеко от подобных планов, известные силы пытались ис
пользовать «русскую угрозу» для воздействия на политику Порты.
Растущее могущество России осознают и османские политики. К примеру, можно сослаться на беседу капыджибаши Ха-лил-аги (направленного в 1755 г. в Варшаву для извещения о вступлении на султанский престол Османа III) с «партизанами французскими»*, которые внушали ему мысль о небходимости присоединения султана к союзу Франции, Швеции и Пруссии против России. Османский посланник ушел от прямого ответа, заметив, что «период шведскаго королевства минулся и что теперь Россия находится в периоде своего приумножения и расцвета» [44, д. 3, л. 191об.; 439]. Последнее обстоятельство и заставило Порту быть весьма осторожной в отношениях с русским двором и избегать открытого столкновения почти 30 лет. Тем не менее сама логика европейской политики Стамбула в итоге вновь привела к вооруженному конфликту.
Русско-турецкой войне 1768—1774 гг. посвящена большая историческая литература [152, с. 9—22]. Не повторяя выводов исследователей, отметим лишь два обстоятельства, имеющих прямое отношение к нашей теме. Османское государство оказалось столь неготовым к боевым действиям, что даже французский посол Вержен, судя по вполне достоверному свидетельству Пейсо-неля-младшего, видел всю бессмысленность разрыва русско-турецких отношений, но по приказу из Версаля должен был воодушевлять членов Дивана на столь решительный шаг [106, с. 87]. Опасения посла полностью оправдались. Явную неспособность Османской империи противостоять России убедительно показал дипломат и публицист Гиридли Ахмед Ресми-эфенди в своем известном памфлете «Сок достопримечательного» («Хуласат-уль-итибар») [62].
Война вскрыла качественную отсталость османской армии с точки зрения организации, уровня материально-технического оснащения и состояния военных знаний, полностью подтвердив важнейшие положения книги Ибрагима Мютеферрики. Правители страны надеялись компенсировать эти слабости многочисленностью и храбростью турецких воинов. Их боевые качества отмечал в свое время и Ф. Энгельс: «Турок сам по себе неплохой солдат. По природе своей он храбр, исключительно вынослив и терпелив и при известных условиях послушен» [12, с. 491].
