Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
Как и правители других средневековых государств, обращавшихся к практике служебных земельных пожалований (в Западной Европе — это фьеф> в исламском мире — икта, в государстве Хулагуидов — тиуль, в державе Великих Моголов— джагир), османские султаны не могли не учитывать угрозы превращения обладателей подобных держаний в наследственных землевладельцев, независимых от центральной власти. Поэтому тимарная система предполагала такие отношения, которые сужали возможности обращения сипахи к практике хозяйственной эксплуатации своих дирликов. Османский земельный кодекс, разработанный в серии султанских законодательных установлений — канун-наме, существенно лимитировал права сипахи в отношении полученных ими дирликов и приписанных к ним крестьян и одновременно подтверждал прочные наследственные права непосредственных производителей на обрабатываемые ими наделы.
Многие турецкие и западные историки придают этим правовым нормам первостепенное значение, поскольку они позволяют не только поставить под сомнение зависимый и эксплуатируемый статус деревенских райя, но и считать последних фактическими собственниками земли. В этой связи решительно отвергается и феодальный характер османского общества [277, с. 95—97; 375, с. 126—128; 336. с. 12—13]. Ошибочность такого вывода становится очевидной, если принять во внимание те положения султанских кодексов, которые явно ограничивали свободу да и хозяйственную самостоятельность райя и вынуждали «фактических земельных собственников» выплачивать денежный поземельный сбор (ресм-и чифт), введенный взамен барщины, и натуральную повинность в виде части урожая (в Анатолии и на Балканах — ушр, т. е. десятину; в арабских провинциях — каем, равный У4—7з урожая). Вместе с тем специфика отношений сипахи и райя, ее публично-правовой характер не должны сбрасываться со счетов. Ведь их особенности, равно как и явное преобладание фонда государственных земель над частновладельческими, а также высокий уровень регламентации действий сипахи свидетельствуют о том, что
1 Эак. 282
17
османское общество складывалось, по сути, на базе раннефеодальных норм и представлений.
В своем классическом виде аграрная структура просуществовала в империи относительно недолго. Уже материалы второй половины XVI в. позволяют увидеть новые моменты в поземельных порядках, значение которых заметно возрастает в последующие два столетия. Существо происходивших перемен можно охарактеризовать как увеличение роли частновладельческих начал в сфере аграрных отношений. Развитие указанной тенденции было прямо связано с разложением тимарной системы.
К середине XVI в. четко выявились присущие ей внутренние противоречия. С одной стороны, законодательное упорядочение взаимоотношений сипахи и райя способствовало довольно быстрой нормализации хозяйственной жизни в деревне и, более того, стало одним из важнейших факторов ее оживления. Данные описей податного населения (тахрир дефтерлери) действительно показывают рост обрабатываемых площадей и увеличение темпов естественного прироста населения во многих районах империи с конца XV до середины XVI в. С другой стороны, созданная в военных условиях и прежде всего для военных целей тимарная система толкала государство на продолжение экспансионистской политики. Осуществление подобного курса в конечном счете неизбежно должно было отрицательно сказаться на положении крестьянства, породить хозяйственный упадок в деревне, следствием которого был общий экономический застой.
Одновременно менялись и сами сипахи. Под влиянием ряда внешних и внутренних факторов — оживление хозяйственной жизни, рост численности населения на Балканах и в Малой Азии, увеличение объема левантийской торговли, «революция цен» в Европе (см. ниже) — произошло значительное возрастание роли денег в османском обществе. Расширение масштабов денежного обращения оказало серьезное влияние и на господствующий класс страны, изменив сферу его материальных интересов и сам образ жизни.
Во второй половине XVI в. в империи сложилось такое положение, когда потребности феодалов в деньгах стали быстро возрастать, а возможности поступлений начали сокращаться. Чем явственнее проявлялось это противоречие, тем заметнее становился упадок тимарной системы, отмеченный оскудением сипахи, наиболее массовой прослойки османского феодального класса, и увеличением интереса «мужей меча» к хозяйственной эксплуатации своих земельных пожалований. В результате дир-лики стали терять условный характер и превращаться в наследственные владения, не связанные с выполнением военных и иных обязанностей по отношению к султану.
В среде «мужей меча» четко выделялись две основные группировки, отличавшиеся друг от друга по величине поземельных
доходов и объему владельческих прав. Основная масса сипа-хи — тимариоты, составлявшие низшую прослойку господствующего класса,— выступала в качестве держателей «несвободных» дирликов (тимаров), приносивших весьма незначительный доход и не дававших их владельцам сколько-нибудь заметных привилегий. Им противостояла небольшая по численности, но сильная своей властью и богатством группа крупных феодалов, куда входили правители провинций — эялетов и крупных областей — санджаков, а также ряд высших правительственных чинов: везиры, дефтердары, нишанджи и др. Являясь держателями «свободных» дирликов (зеаметов и хассов), они располагали военным, административным и отчасти судебным иммунитетами на территории своих владений [196; 307, с. 7—15; 257, т. 2, с. 369—379]. В условиях начавшегося упадка сипахийской системы отмеченные различия определили и неодинаковый исход борьбы за уничтожение условностей дирлика. Большой объем прав и возможностей феодальной верхушки облегчал обращение служебных держаний в частные поместья; жесткая регламентация прав тимариотов не только препятствовала их превращению в самостоятельных землевладельцев, но и обрекала многих из них на дефеодализацию.
