Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
Наблюдения путешественника совпадают с сообщениями хроники монахов кармелитского ордена, обосновавшихся на юге Ирака — в Басре. Осенью 1721 г. в город прибыл новый губернатор Сирке Осман-паша. О нем автор хроники написал: «Желая выплатить огромные долги, которыми он был обременен к моменту приезда, и не имея собственных средств, он вознамерился уплатить свои долги деньгами других». С этой целью паша использовал услуги кяхьи чаушей Абдуллаха, ставшего его доверенным лицом. «Он ежедневно обогащал своего хозяина за счет разорения других и в то же время увеличивал собственное богатство, действуя совершенно безнаказанно, ибо этот великий вор и грабитель был в согласии с другим вором — губернатором» [93, с. 595—601].
Понятно, что такие правители не только игнорировали приказы Стамбула, но и часто выступали против них. Усиление сепаратизма провинциальных пашей русские дипломаты ставили в один ряд с мятежными действиями янычар в столице и счита
ли, что существует угроза «погибели всего оттоманского рода» и разделения верховной власти «на два различные корпуса, на янычарский и на главных в провинциях, в коих сия верховной власти перемена и новая форма правления уже утвержденными и день от дни удивительным образом разпространяющимися показываются» [40, л. 130].
Турецкий историк X. Иналджик пишет, что в Стамбуле ощутили угрозу, исходившую от своеволия провинциальных пашей еще в период правления везиров Кёпрюлю, когда губернаторы начали содержать как часть своего двора наемников из числа левендов. Эти отряды, носившие разные названия (секбаны, са-рыджа, позже — генюллю, дели, тюфенкчи), обеспечивали провинциальным наместникам необходимую опору для противодействия центральному правительству. Борьба между Портой и пашами стала самым важным явлением внутриполитической жизни империи во второй половине XVII — начале XVIII в. Начиная с 1688 г. отряды наемников неоднократно упразднялись султанскими указами, но они возникали вновь под новыми названиями [370, с. 300—303].
Обычно каждый паша набирал в свою свиту от 200 до 300 человек, однако у отдельных правителей эялетов были отряды численностью в 3—5 раз большей. Так, в 1745 г. губернатор Аданы Муртаза-паша имел свиту в 500 человек, губернатор Сиваса Селим-паша—1,2 тыс., губернатор Трабзона Вели-па-ша — 800, караманский вали Челик Мехмед-паша иэрзурумский бейлербей Ибрагим-паша — по 1 тыс. человек [484, с. 207]. Естественно, что, чем крупнее были силы провинциальных наместников, тем более независимую политику они проводили. Это обстоятельство учитывалось правительством, которое стремилось менять пашей как можно чаще. В XVII в. срок пребывания в провинции составлял в среднем два года, в XVIII в.— не более года (393, с. 75—76].
В итоге подобная политика правительства лишь усиливала произвол пашей, а их войска, освобожденные от всякого контроля, превращались в сборища грабителей и насильников.
Поскольку традиционные средства противодействия не принесли желаемых результатов, правители империи стали изыскивать более действенные. К их числу следует отнести изъятие у пашей большей части их земельных владений и предоставление им взамен право сбора определенных налогов, в частности имдад-и сеферие и имдад-и хазерие. Декрет 1717 г., вводивший их взимание на регулярной основе, устанавливал четко разработанную процедуру раскладки и сбора, смысл которой заключался в активизации сил, которые могли бы противостоять вали и сдерживать его произвол.
В указе, в частности, говорилось, что по получении соответствующего предписания кади в главном городе эялета должен был собрать у себя совет всех «аянов и всех должностных лиц», чтобы определить сумму, которую следовало уплатить каждо-
му санджаку данной провинции пропорционально его размеру и ресурсам. Сам совет должен был действовать под руководством кади и присланного из столицы мубашира. После принятия соответствующего решения аяны санджаков созывали всех старейшин кадилыков, входящих в состав санджака, чтобы произвести расклад налога пропорционально числу налоговых единиц (аваризхане) в каждом округе. Строго запрещалось взимание сумм более тех, что были установлены советом аянов. Указ предписывалось поместить на видном месте в бедестане главного города провинции (120, с. 112—115].
Смысл декрета состоял в мобилизации «людей шариата» — кади и наибов — для противодействия пашам. Показательно и другое: союзниками эхл-и шер должны были стать наиболее видные люди местной мусульманской общины.
Ранее уже шла речь о сотрудничестве кади с аянами. Здесь же следует остановиться на попытках Порты использовать против пашей эхл-и урф. Среди них на первое место нужно поставить мютеселлимов, выступавших в качестве представителей, или заместителей, пашей. Практика выделения подобных доверенных лиц сложилась еще в XV—XVI вв., когда провинциальные уме-ра часто отвлекались от своих обязанностей по управлению вверенных им санджаков и эялетов в связи с военными экспедициями или выполнением иных султанских заданий. Решение всех административных вопросов перекладывалось ими на своих помощников — субаши и воевод. На смену последним в XVII в. пришли мютеселлимы, оттеснившие своих предшественников на более низкие ступени управленческого аппарата. Новые помощники умера выступали либо в качестве управителей санджаков, входивших в данный эялет (другое их название — мутасаррыф), либо в качестве лиц, заменявших губернатора на время его отсутствия (другое название — каймакам). Особенно упрочились позиции мютеселлимов с обращением многих санджаков в категорию арпалыков, участившейся сменой пашей, которых переводили с места на место.
