Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
Схожие по содержанию, но относящиеся к иным годам свидетельства других современников, в частности турецких, дают основания для заключения о том, что османская система провинциального управления переживала не кратковременную слабость, а длительный кризис. Несомненно, что в его основе ле
жали социально-экономические процессы, развивавшиеся в империи на протяжении XVIII в. Однако следует учитывать и те политические факторы, которые усиливали критичность ситуации и придавали ей специфическое выражение.
Один из них — уровень централизации и унификации провинциального управления. До недавнего времени историки считали османское государство едва ли не образцом высокоорганизованной авторитарной монархии. На самом деле, как это хорошо показал турецкий исследователь Юджель, имперская структура с самого начала включала самые разнообразные единицы управления, предполагавшие и неодинаковые формы подчинения. К их числу можно отнести вассальные государства (Валахия, Молдавия, Крымское ханство, Рагузинская республика, шерифство Мекка); санджаки типа хюкюмет, предполагавшие наследственное управление; наследственные семейно-родо-вые владения с налоговым, административным и судебным иму-нитетом на условии несения военной службы (юрдлуки и оджак-лыки)\ санджаки, управлявшиеся наследниками престола — шехзаде [498, с. 668—675].
Подобная пестрота административного устройства вполне понятна, ибо османским правителям пришлось столкнуться с различными традициями политической жизни народов, включенных в состав империи. Они должны были учитывать и специфику местных географических и хозяйственных условий.
Административное устройство Османской державы отличалось не только разнообразием форм подчинения завоеванных стран и управления ими, но и одновременным использованием разных принципов территориального деления. Изначально присущий османской политической системе военно-административный принцип организации предполагал существование таких единиц, как санджаки и эялеты, которые обеспечивали формирование провинциального сипахийского ополчения. Вместе с тем с доосманских времен сохранился и другой тип провинциального управления, связанный с выделением судебно-податных единиц: каза и нахие. Обычно полагают, что полномочия и сферы деятельности провинциальных наместников (санджакбеев, бейлербеев) и кади в средневековых мусульманских государствах были достаточно четко разделены. Османская действительность не подтверждает этой гипотезы.
С одной стороны, умера в своих владениях (хассы, зеаметы) располагали помимо всего прочего и определенным судебным иммунитетом, позволявшим им не только лично решать определенные конфликтные ситуации, но и взимать за это особые сборы, относившиеся к категории урф (на основе обычного права) и имевшие общее название бад-ю хава — «налоги с воздуха» [197, с. 228—230]. С другой стороны, кади и наибы в своих судебных округах обладали определенными административными полномочиями и могли не только выносить судебное решение,, но и осуществлять определенные виды наказания и в этой свя~
зи также взимать соответствующие штрафы. Сосуществование на одной территории двух различных систем управления и частичное пересечение сфер деятельности умера и кади в теории должны были ограничить сепаратистские наклонности местных властей, но на практике выступали как элементы децентрализации в административной структуре.
Аналогичную роль играл и третий тип территориального деления, связанный с институтом мукатаа и практикой сбора доходов с помощью откупщиков. Мукатаа первоначально означал финансово-административную единицу, выделенную для сбора одного или нескольких видов дохода в течение установленного времени (трех, шести или девяти лет) и на определенной территории либо с помощью государственного чиновника— эмина, либо посредством обращения в ильтизам [498, с. 680—683]. Широкое распространение откупной системы привело к тому, что мукатаа стал пониматься как определенная территория, которая не обязательно соответствовала границам санджаков или судебных округов и поступления с которой собирались мультазимами. Последние, как показал А. Коэн на материалах Палестины XVIII в., получили право управления жителями мукатаа. Вместе с тем они были обязаны обеспечить безопасность местного податного населения и нормальные условия для его хозяйственной деятельности. Сами мультазимы рассматривались властями как должностные лица (эхл-и урф) и в качестве таковых награждались церемониальными одеждами [301, с. 191 —192]. Подобная практика, как отмечает И. М. Сми-лянская, означала «соединение государственного и своего рода „вотчинно-сеньориального" управления» [225, с. 54].
Сосуществование разных принципов административного деления отразилось и на составе провинциального государственного аппарата. В основной единице провинциального управления, каковой в XVII—XVIII вв. был эялет, одновременно, но достаточно самостоятельно действовали три представителя центральной власти: вали (губернатор), кади и дефтердар. Каждый из них располагал своим аппаратом управления и, по крайней мере теоретически, был подотчетен прежде всего тем, кто его назначал: губернатор — великому везиру, судья — соответствующему кадиаскеру, казначей — финансовому ведомству.
