Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
Образование трех центров власти в столице можно рассматривать как одно из основных выражений перемен в османской политической системе. Вне зависимости от возможностей и роли каждого из них их сосуществование и постоянное противоборство в какой-то мере возмещало нарушенное равновесие сил. Поэтому, хотя непосредственное участие султана в управлении
страной резко сократилось, принцип деспотической власти не был поколеблен. Другим следствием трансформации следует считать заметное укрепление позиций Порты в механизме центральной власти и повышении деловой компетентности ведущих государственных сановников (риджален), что обеспечивало более реалистическую оценку ими внутреннего и международного положения империи. Третьим важнейшим результатом «перераспределения ролей» стало уменьшение возможностей своевременного принятия нужного решения, заметное усиление неустойчивости политического курса.
Кризис имперских порядков: изменения в отношениях центра и периферии
Сколь бы ни было сложным положение в столице, предсказания о скором и неминуемом крахе Османской державы питались главным образом известиями из провинций. Именно там наиболее явственно ощущались сбои в работе механизма государственного управления, вызванные усилившимся дисбалансом в структуре политических отношений. Положение на местах вызывало особую озабоченность в Стамбуле, поскольку под ударом оказались те связи, которые обеспечивали устойчивое господство центра над периферией. Нарушение их нормального функционирования делало невозможным постоянное получение средств, пополнение людских и материальных ресурсов, необходимых для воспроизводства имперского организма.
Постепенно положение становилось все более и более опасным. Критический характер ситуации ясно виден из докладов Буйдия. В них констатируются не только «крайняя неспособность» султана Махмуда I к правлению и «необузданные страсти» его придворных фаворитов, приведшие к полному расстройству казны, но и явный упадок государственной власти на местах, поскольку жители большинства провинций «вовсе лишились послушания и почтения к министерству».
Особенно серьезным Буйдий считал положение в «Большой», т. е. Передней, Азии. Он отмечал, что примерно с 1744 г. реальная власть в Египте перешла «бунтовством в руки тамошняго янычарского корпуса»*, поэтому назначенный из Стамбула губернатор «живет для одного токмо виду». Ситуацию в Египте автор сравнивает с положением в наиболее отдаленных магри-бинских провинциях, где своеволие местного населения, бар-баресов, и его предводителей превратило эти султанские владения в самостоятельные «африканские республики» [42, л. 2об.].
Резко упал авторитет центрального правительства и в других арабских землях. Указывая, что в Багдаде («Вавилоне»)
* Автор имеет в виду захват власти главой одного из оджаков — Ибра-химом Катходой ал-Каздоглу.
утвердился «бунтовщик Сулейман паша», Буйдий имел в виду очередного представителя наследственной династии, основанной в 1704 г. тогдашним губернатором провинции Эйюби Хасан-пашой. Последний правил Багдадом до своей смерти в 1723 г., опираясь на отряды собственной гвардии (кюлеменов), созданной им по образу мамлюкских войск. Поддержка кюлеменов позволила сыну Хасапа Эйюби Ахмед-паше унаследовать пост отца. Когда в 1747 г. Ахмед умер, Порта пыталась вернуть утраченный контроль над этим важным в стратегическом и экономическом отношении районом, но безуспешно. Гвардейцы и горожане оказали сопротивление ставленнику Стамбула и добились официального назначения на пост багдадского вали Сулейма-на — зятя и кяхьи Ахмед-паши. После этого «Порта Отоман-ская, отчаявшись [иметь] владения в тех краях, не упоминает ни о Вавилоне, ни о Басре, ниже о Керкюте» (42, л. 2об.]. Именно при этом «бунтовщике» Сулеймане династия «кюлеменов» окончательно утвердилась в Багдаде и управляла большей частью Ирака до 1831 г. (подробнее см.: 397].
Как еще одно свидетельство ослабления могущества Порты Буйдий рассматривал приход к власти в Дамаске «природного арапа» — губернатора из местного аянского клана ал-Азмов [об этом см.: 224, с. 160—162]. Первый ее представитель, Исмаил-паша, правил в городе в 1725—1730 гг., но особенно укрепились позиции членов рода и его «министериалов» при Асад-па-ше — губернаторе провинции Эш-Шам с 1743 по 1757 г. О нем Буйдий писал: «Нонешний паша в Дамаске, крепко утвердившись,- около восми лет уже насилством власть имеет; и для лутчаго еще своего утверждения в том владении всяким лас-кателным способом привлек к себе народ города Халепа, который, по его наставлению смутившись, выгнал из того города пашу, определенного от Порты, и поставил пашею [Саадедди-на] родного брата онаго дамаскинскаго паши» [42, л. 2об.].
По свидетельству того же автора, «усилившись войском», стал своевольным и мекканский шериф («начальник магометанского закона в Меке»), пытавшийся присвоить все таможенные поступления с портов Красного моря. Столь же «явное непослушание» было характерным и лля малоазийских провинций, и для находившихся под османской властью островов Эгейского и Средиземного морей, и для Румелии. Некоторые балканские владения, оговаривается Буйдий, «не показывают еще открытое непослушание, как в Азии и других провинциях тоя же Румелии, однакож народы тех провинциев все единогласно не инаго чего ожидают, как токмо случая вступить в бунт» [42, л. 2об.].
