Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
вительства аяны оставались выразителями местных, а не общегосударственных интересов, представляли собой центробежные, а не центростремительные силы.
Собственные же устремления османских аянов явно не совпадали с замыслами Порты. Они рвались к власти, и их притязания выглядели в конце XVIII в. достаточно вескими: большая часть провинций Османской империи находилась в то время под контролем таких могущественных феодалов, как Али-паша Янинский, Осман-ага Пазвандоглу, А^устафа-паша Бай-рактар, Али-паша Джаникли, Сулейман-бей Чапаноглу, шейх Дагер.
В 1808 г. султанское правительство вынуждено было признать свое бессилие, подписав совместно с представителями ведущих аянских родов особый договор. Он был составлен по инициативе рущукского аяна, ставшего великим везиром, Му-стафы Байрактара и назван сенед-и иттифак (союзный пакт). В нем нотабли обещали поддержку центральному правительству в борьбе за утверждение внутреннего порядка и мира в провинциях, получив в обмен гарантии неприкосновенности своих интересов и владельческих прав на землю [подробнее см.: 358]. Американский историк Н. Ицкович рассматривает этот сенед как «политический документ, составленный с целью вырвать у султана признание нового статуса и прав аянов» [380, с. 26].
Союзный пакт 1808 г. можно считать апогеем могущества местных нотаблей, но он же обозначил момент, с которого начался быстрый закат их славы. Ставшая реальностью феодальная анархия в не меньшей степени, чем внешние военные угрозы, вынудили столичную правящую элиту предпринять самые энергичные меры по восстановлению сильной ' государственной власти и упрочению влияния центра на периферии. Султан Махмуд II довольно быстро сокрушил господство наиболее видных феодальных династий. Этот неожиданный результат чаще всего объясняют враждой между аянскими родами, забывая о внутренней трансформации самой группы аянов.
Этой социальной категории в период ее становления была присуща функциональная недифференцированность; ее представители сочетали в себе черты городского патрициата и землевладельческой знати. С этим обстоятельством связано их довольно неопределенное, но устойчивое «срединное» положение между правящей верхушкой и народными массами. Усиление могущества крупных провинциальных аянов позволило им претендовать на более высокие социально-политические позиции, но одновременно привело к потере их посреднической роли, а вместе с ней и поддержки населения. Следует также отметить, что мероприятия Махмуда II были направлены против наиболее влиятельных феодальных династий, но не затронули низшего, более массового слоя местной знати. Правительство не посягнуло на земельные владения аянов, определявшие их влияние и статус в обществе. Поэтому эта социальная категория
не исчезла, а стала ядром складывавшегося в Османской империи на протяжении XIX — начала XX в. класса крупных землевладельцев.
Аяны оставили заметный след и в османской истории. Их активность способствовала уходу с политической арены представителей старой военно-служилой знати. Благодаря им в правящую верхушку империи проникли новые элементы из различных слоев мусульманского общества. Об этом свидетельствует значительное увеличение должностных лиц с титулами челеби, хаджи, ага [366, с. 45—46]. По поводу последнего французский военный и политический деятель барон де Тотт (о нем см. гл. 3) писал: «Этот титул дается всем богатым людям, не имеющим должности, а особенно богатым землевладельцам» [117, т. 2, с. 144].
Более противоречивым было влияние аянов на экономическую жизнь. Исследователи отмечают связь между развитием этой социальной группы и распространением системы чифтли-ков. Принадлежащие аянам поместья зачастую были центрами разведения технических культур — хлопчатника и табака, а также производства шерсти и пшеницы для экспортной торговли. Упоминавшийся ранее Г. Оливье ставил вопрос шире: «Аяны (арабское слово, обозначающее ,,глаза") —это те, кто не допустил до полного разорения большинство провинций. Их служба состоит в обеспечении безопасности и богатства отдельных лиц, порядка и охраны города, в противодействии несправедливым начинаниям пашей, произволу военных, в содействии справедливому распределению налогов... Аяны не получают другого вознаграждения за свои услуги, кроме почти всегда заслуженного уважения, ради которого они стараются, и удовлетворения, которое испытывает честный человек, когда он оказывается полезен людям...» [105, с. 311—312].
Подобная апология аянства сегодня выглядит малоубедительной. Ведь забота нотаблей не шла далее границ их владений, а развернувшаяся во второй половине XVIII в. междоусобная борьба и вовсе свела на нет результаты охранительных усилий провинциальных патрициев. Нельзя не заметить и того, что основная часть полученных доходов использовалась ими непроизводительно—на подкуп властей, борьбу с соперниками, покупку «престижных» предметов роскоши.
Самым же важным результатом эволюции института аянов •было то, что по своему отношению к средствам производства, по месту в системе производства и распределения общественного продукта, равно как и по своему социальному происхождению, они составили новую группу господствующего класса, отличную от прежде властвовавшей в Османской империи военно-бюрократической элиты. Своим возвышением они были обязаны не принадлежностью к сипахи или султанским рабам (ка-пыкулу), а наличием земельной собственности, денежного богатства и прочных местных связей.
