Научная литература
booksshare.net -> Добавить материал -> История -> Мейер М.С. -> "Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса" -> 59

Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.

Мейер М.С. Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса — М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. — 261 c.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка): meyer1991osm_imp.djvu
Предыдущая << 1 .. 53 54 55 56 57 58 < 59 > 60 61 62 63 64 65 .. 131 >> Следующая

С помощью маликяне местные нотабли сумели значительно расширить свои земельные владения и упрочить собственнические претензии на них. Так, известный румелийский аян Али-паша Янинский, бывший, вероятно, крупнейшим землевладельцем на Балканах, располагал примерно 1 тыс. чифтликов. Годовой доход его семьи от сельского хозяйства и торгово-ростов-щических операций достигал, по сообщениям европейцев, 18 млн. франков (или 20 млн. курушей) [126, с. 132—160; 462, с. 220—221]. Интересно также сообщение французского консула в Измире Ш. Пейсонеля о саруханском аяне Хаджи Мустафа-аге Караосманоглу. Хотя он не привел точных размеров его денежных доходов или земельных угодий, но неоднократно подчеркивал, что «старый ага, вероятно, самый богатый человек в Оттоманской империи» [489, с. 74—75].
Маликяне стали основой могущества арабских нотаблей в Сирии, Палестине и Ираке. Наиболее влиятельный из них, Да-гер (Захир ал-Умар) из семейства Зайданидов, всю свою жизнь оставался просто откупщиком-мультазимом, хотя был фактическим правителем в эялете Сайда [301, с. 14—50]. С начала XVIII в. деревни вокруг Дамаска были превращены в маликяне ведущих семей местных улемов, таких, как Муради (семья ха-нифитского муфтия), Аджлани (семья, члены которой часто занимали пост накиб-уль эшрафа — главы сейидов, потомков Мухаммеда из ветви, восходящей к его внуку Хусейну). Они поставили под свой контроль поставки зерна в город и активно влияли как на состояние рынка, так и на поведение горожан. По свидетельству дамасского хрониста Муради, маликяне, полученные его дедом — ханифитским муфтием города еще при Мустафе II, сохранялись под контролем семьи вплоть до конца XVIII в. [442, с. 668—669].
В XVIII столетии существенно расширились и масштабы про-никовения аянов на высшие посты провинциального административного управления. В Османской империи, как и в других средневековых восточных деспотиях, богатство, само по себе, еще не гарантировало его обладателям высокого положения в обществе. Подобный статус обеспечивался прежде всего причастностью к системе публичной власти. Правда, в XVII— XVIII вв. роль этого фактора социальной стратификации несколько уменьшилась по сравнению с «классическим» периодом османской истории, но все же он сохранил свое первостепенное значение. На мой взгляд, отличительной чертой аянов как представителей нового слоя, складывавшегося в рамках господст

вующего класса, было сочетание богатства (прежде всего земельных владений) с обширными публичноправовыми возможностями и местными связями.
Привлечение городских нотаблей к деятельности шариатских судов можно рассматривать как первый шаг на пути их приобщения к системе государственной власти. Следующим явилось назначение аянов на различные административные посты. Чаще всего это были непосредственно связанные с контролем хозяйственной и общественной жизни городов и окрестных деревень должности мухассылов, мютеселлимов, а также субаши, мухта-сибов и др.
Важным явлением XVIII в. следует считать изменение социальной среды, из которой выдвигались кандидаты на подобные должности. Прежде хозяйственно-административные функции выполняли лица из свиты пашей, но затем Порта санкционировала привлечение к этой службе представителей местной элиты [431, с. 28—58]. В отличие от часто сменявшихся бейлер-беев исанджакбеев чиновники из числа аянов могли удерживаться на своих постах довольно длительное время, чему в немалой степени содействовало и то обстоятельство, что в их руках находились ильтпзамы и маликяне, доходы от которых позволяли покупать поддержку сановников Порты.
Частые и довольно успешные попытки представителей отдельных феодальных семейств превратить занимаемые ими должности в наследственные можно рассматривать как свидетельство упрочения позиций аянов в системе публичной власти. Упоминавшийся уже Хаджи Мустафа-ага Караосманоглу удерживал пост мютеселлима Сарухана более десяти лет (1743—1754). Через два года после смещения и казни Хаджи Мустафы Порта вынуждена была утвердить в этом звании его сына — Атаулла-агу. Еще четыре года спустя (1761) он был также смещен за плохое управление и произвол. Однако в 1769 г. другой сын «старого аги» стал воеводой Акхисара, затем — Измира, а в 1773 г. он взял на откуп все доходы Сарухана, которым в это время управлял в качестве мютеселлима третий сын Хаджи Мустафы — Мехмед-ага. К концу XVIII в. власть Караосманоглу распространилась далеко за пределы Сарухана. Различные члены семьи исполняли обязанности мютеселлима Айдына, воевод Тургутлу, Менемена, Бергамы, Измира, Испарты [423; 119, т. 2, с. 193—207, 300—308, 434—440].
С историей возвышения династии Караосманоглу в основных чертах схожи и судьбы многих других аянских династий в Османской империи. Отметим лишь, что далеко не всегда объектом политических амбиций местной знати являлись должности мю-теселлимов и воевод. Некоторые ее представители вели борьбу за пост управляющего санджаком — мутасаррыфа (Бушатлы в Северной Албании), другие добивались чина кади или его заместителя — наиба (члены семьи Гаффарзаде в Конье), третьи— звания главы (башбуга) дербенджи (Али-паша из Янины) [126,
Предыдущая << 1 .. 53 54 55 56 57 58 < 59 > 60 61 62 63 64 65 .. 131 >> Следующая

Реклама

c1c0fc952cf0704ad12d6af2ad3bf47e03017fed

Есть, чем поделиться? Отправьте
материал
нам
Авторские права © 2009 BooksShare.
Все права защищены.
Rambler's Top100

c1c0fc952cf0704ad12d6af2ad3bf47e03017fed