Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
Современные исследователи османских городов достаточно ясно представляют себе процессы, происходившие в рамках профессиональных объединений ремесленников и торговцев. Не останавливаясь на дискуссионных вопросах о времени возникновения османских цехов-эснафов (позже — лонджа), отметим, что факт их существования в XVI в., равно как и мнение о последующем включении в цеховую структуру практически всего податного населения городов, не вызывает возражений у историков {257, с. 34—40; 207—208; 283, т. 1, с. 72—76; 263]. Как правило, эснаф включал всех мастеров данной профессии или специальности в определенном населенном пункте. В крупных городах (Стамбул, Каир), где существовала весьма дробная профессиональная дифференциация, родственные эснафы объединялись в союзы. Авторы XVII в. указывают, что таких объединений в Стамбуле было более 50, а в Каире — 30. В XVIII в. их число выросло соответственно до 100 и 72 [см.: 263, .с. 17—19; 337, ч. 1, с. 294]. Жизнь цеха находилась под контролем совета старейшин (ихтиярие), который выбирал для управления делами эснафа кетхуду (кяхью) и его помощника йигитбаши (в цеховых объединениях в арабских провинциях — соответственно шейх и накиб). Поскольку кетхуда (шейх) представлял цех в отношениях с другими подобными объединениями и с городскими властями, его назначение нуждалось в официальном утверждении со стороны кади.
Османские эснафы были во многом схожи с объединениями ремесленников и торговцев в средневековой Европе, поскольку и те и другие были вызваны к жизни общими причинами. Ф. Эн
гельс охарактеризовал их как «ограниченность обмена, ограниченность рынков, стабильность способа производства, местная замкнутость по отношению к внешнему миру, местное объединение внутри: марка в деревне, цех в городе» [13, с. 285].
Так же как и цехи Западной Европы, османские эснафы закрепляли и консервировали определенный способ производства, устанавливая соответствующие методы работы и предъявляя строгие требования к количеству и качеству изготовляемых изделий. Столь же строго регламентировался сбыт. Каждый цех имел свой определенный район, где он мог продавать свои изделия; никто не имел права повышать цены на товары, установленные властями по консультации с цеховыми старшинами [подробнее см.: 263а].
Однотипной была и организация производственной деятельности в рамках цеха, предполагавшей наличие традиционной триады: мастер (уста)—подмастерье (калфа)—ученик (чи-рак, шагирд).
Вместе с тем существовали значительные различия между положением цеха на Западе и на Востоке, которые прежде всего выражались в степени самостоятельности ремесленных и торговых объединений по отношению к городским властям и правительству. Эснафы не играли большой роли в управлении городов, хотя цеховые старейшины входили в состав «именитых граждан» города (эхл-и эшраф). Более того, автономия цеха в административных и финансовых вопросах была весьма ограниченна, а государство стремилось выступать как определяющий фактор в хозяйственной жизни ремесленных объединений.
Эснафы сыграли положительную роль в период острого экономического кризиса конца XVI — первой половины XVII в. Однако по мере развития внутреннего рынка, увеличения размеров товарной продукции, усилившегося притока сельских жителей в города цехи становились помехой на пути дальнейшего развития городского производства. Об этом свидетельствует ряд новых явлений, отмечаемых в жизни цехов во второй половине XVII — начале XVIII в. Так, в связи с увеличением притока крестьян в города вводится более строгая регламентация цеховых статутов — увеличиваются сроки стажировки, ограничивается число новых мастеров, устанавливается более высокий вступительный взнос.
В дефтере стамбульского цеха кафесчи за 26 сентября 1726 г. имеется следующая запись: «Перечисленные выше ремесленни-ки-кафесчи пришли к согласию и заключили общий договор о том, что отныне каждый, кто стремится стать мастером, не имеет права открывать лавку до тех пор, пока не изучит в совершенстве свою профессию, и они не допустят, чтобы среди них работали лица, не достигшие мастерства. После этого каждый поручился друг за друга перед лицом собрания мастеров и кяхья цеха Хасан поручился за всех». В том же году цех штопальщиков Стамбула принял решение, согласно которому «если
мастера помимо тех учеников, которых они уже имеют, захотят взять новых, то должны это сделать с общего согласия мастеров и согласно достоинствам [претендентов]. Тот, кто стремится стать мастером, должен отрастить бороду... а если ее нет, то ни под каким видом лавки не давать» [259, с. 24—25].
Столь же энергично боролись за сохранение своей монополии пловдивские абаджи. В 1706 г. собрание мастеров приняло решение, по которому самовольное открытие лавки каралось штрафом 200 курушей (24 тыс. акче). Введение строгой регламентации привело к значительному сокращению числа новых мастеров. Согласно «кондике» (дефтеру) пловдивских абаджи, в течение XVIII в. их количество в среднем за десятилетие сократилось со 147 до 82. Возрастал и размер вступительного взноса в цеховую кассу. На протяжении большей части этого столетия он равнялся 10 курушам, а в 1773 г. достиг 40 и позднее — 50 курушей [61, с. 5—40; 62, 83, 104].
