Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
мическая мысль в начале новой экономической эпохи оставалась тесно связанной с идеями, которые были порождены старыми средневековыми исламо-османскими государственными порядками» [283, т. 2, с. 325].
Если в экономических воззрениях конца XVI—XVII в. преобладало консервативное начало, то продолжавшая развиваться хозяйственная практика стала основой для постепенного изменения существовавших представлений и норм. Об этом мы можем судить на основе тех же политических трактатов и посланий. Их авторы, описывая злоупотребления и произвол, воцарившиеся в империи, вынуждены были констатировать, что ценности прошлого утеряны, что их современники озабочены лишь личной карьерой и накоплением богатства, а не интересами всей мусульманской общины, что «чужие и всякая сволочь», «подонки из народа», пришедшие на смену «доблестным мужам меча», с помощью подкупов захватывают землю сипахи, стараясь обратить ее в свои владения (чифтлики). Такие перемены казались столь радикальными и опасными, что возникла мысль о полном крахе всякого порядка. В одном из своих произведений Мустафа Али констатировал: «Порядок в мире разрушен; люди не могут ни осуществлять приказы правителей, ни поддерживать подлинные цены [на товары]» [332, с. 282].
Осмысление опыта, рожденного в изменившихся условиях общественной жизни, начинается в XVIII в.; в наиболее завершенном виде эта тенденция видна в первые десятилетия XIX в. Состояние экономической мысли в это время можно проследить по трактатам и запискам (ляиха) сторонников реформ в империи, а также по свидетельствам и обозрениям европейских дипломатов и ученых, побывавших во владениях османских султанов. Из них следует, что трансформация взаимоотношений империи с европейскими державами оказала заметное влияние на османское общество. Быстрый экономический, политический и военный прогресс Европы заставлял Порту задуматься над причинами все более заметного отставания империи. Угроза потери суверенитета и распада османских владений делала необходимым обращение к европейскому опыту.
В начале XVIII в. более или менее реалистический подход к оценкам возможностей Османской империи и стран Европы был свойствен лишь небольшой части правящей верхушки, состоявшей из образованных и дальновидных людей. Их идеологом стал виднейший турецкий историк Мустафа Найма. В своем сочинении по истории османского государства он много внимания уделил состоянию экономики страны и тем мерам, которые предпринимались для ее улучшения. Высказанные в «Тарих-и Найма» («История Наймы») взгляды по экономическим вопросам существенно отличались от представлений большинства османских государственных деятелей. Последние твердо придерживались мнения Ибн Халдуна о том, что правители не должны сами участвовать в торговле и сельскохозяйственном произ*
водстве ради увеличения своих доходов, ибо лишь справедливое обращение с подданными способно умножить доходы казны. Найма, отвергая этот традиционный подход, ратовал за активное вовлечение везиров и пашей в хозяйственную деятельность. В некоторых сочинениях по этике,— говорил он,— утверждается, что правители, министры и чиновники не должны заниматься торговлей и сельским хозяйством. Однако это правильно лишь в том случае, когда они монополизируют экономическую деятельность в ущерб народу. Тогда их поведение можно рассматривать как несправедливое и даже явную тиранию. Если же они хотят обеспечить собственные нужды и обезопасить себя от бесчестных торгашей и ростовщиков, то их нельзя упрекнуть в несправедливости (о нем см.: 391].
Знакомство с европейской литературой, контакты с европейскими дипломатами и учеными, опыт службы в финансовом ведомстве способствовали формированию у турецкого автора убеждения в необходимости преобразований в османском государстве по европейскому образцу. В частности, он предлагал такие меры для развития экономики, которые можно считать меркантилистскими. «Народ в нашей стране,— писал Найма,— должен воздерживаться от потребления дорогих товаров из стран, враждебных Османской империи, и тем самым не допускать утечки монеты и товаров. Следует как можно больше пользоваться изделиями местного производства...». Он предлагал отказаться от традиционной несбалансированности внешней торговли, чтобы прекратить отток ценных металлов: «Европейские торговцы привозят сукна, а закупают шерсть, тифтик, квасцы, чернильный орешек, поташ и другие товары и платят за них в Измире, Паясе, Сайде и Александрии золотом и серебром. Эти деньги остаются в стране, особенно в Анкаре, Сайде, Триполи, Ливане. Московиты же продают нам дорогие меха, но ничего не покупают в османских землях и сохраняют свои деньги. Равным образом мы так много тратим на индийские товары, но индийцы ничего не закупают здесь. Фактически им нечего покупать. Следовательно, неисчислимые состояния собираются в Индии. То же самое можно сказать об Йемене, откуда мы привозим кофе...» [363, с. 215].
Некоторые османские политические деятели начала XVIII в. пытались реализовать такие советы на практике. Выше уже отмечались опыты Рами Мехмед-паши по организации суконных мануфактур в Салониках и Эдирне. В основе решения великого везира лежал проект одного «ренегата» (так нызывались европейцы, поступавшие на службу Порте) из Ливорно, известного под именем Мехмед-аги. Последний считал, что обилие сырья в виде шерсти, а также крашеной пряжи, изготовляемой в Эдирне, обеспечивает благоприятные условия для расширения текстильного производства в империи [475, с. 397]. Интересно отметить, что тогда же по указанию Рами Мехмед-паши была сделана попытка открыть шелковую мануфактуру в Бурсе. Чтобы
