Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса - Мейер М.С.
IBSN 5-02-016938-2
Скачать (прямая ссылка):
Вплоть до середины XVIII в. операции европейского купечества в странах Восточного Средиземноморья, вошедших в состав Османской империи, отличались заметным превышением выво
за над ввозом. Данные левантийской торговли за первые десятилетия XVIII в. дают основания считать, что положительное сальдо в торговом обмене с европейскими странами обеспечивало османской казне не менее 2 млн. курушей при общей сумме поступлений примерно 60 млн. (около 18 млн. ф. ст.) [407, с. 482].
Выгодна была левантийская торговля и европейцам. Одно из ее важных преимуществ состояло в возможности быстрого оборота капиталов. Л. Марсильи так объяснял борьбу английских коммерсантов за преобладание в Леванте в XVII в.: «Турецкий торг толь великую англичанам приносит прибыль так для близости, так и для способного отправления купечества потому, что корабли ходят туда и возвращаются дважды в год» [69, с. 37]. Позже океанская торговля, в которой особенно преуспела Англия, существенно ослабила интерес ее деловых людей к Османской империи. И в XVIII в. на первое место в левантийской торговле выходит Франция. Имея в виду широкий вывоз промышленного сырья (хлопка, шерсти, шелка-сырца) из османских владений, практиковавшийся Францией с начала этого века, французский историк А. Вандаль писал: «Торговля с Левантом была необходима для нормального функционирования французской промышленности, ее упадок привел бы к гибели самые важные провинции страны» [488, с. 31].
Отметим также, что французские и другие западные купцы — в силу статей капитуляционных договоров, которые Порта с XVI в. заключала с европейскими государствами,— обладали рядом важных привилегий. Для них были установлены низкие ввозные пошлины (3% стоимости товара), они освобождались от уплаты сборов на многочисленных местных таможнях, им гарантировалась безопасность торговли и обеспеченность их имущества. Все это позволило французскому послу де Боннаку писать королю: «Ваши подданные, занимающиеся торговлей с Левантом, имеют самую большую и прибыльную торговлю во всем королевстве... торговцы в Леванте имеют самые лучшие условия, чем где бы то ни было» [90, с. 144]. Заинтересованность обеих сторон в развитии левантийской торговли способствовала ее заметному прогрессу. На протяжении XVIII в. ее объем практически удвоился, достигнув к 80-м годам примерно 110 млн. ливров (в XVIII в. 3 ливра равнялись 1 курушу/пиастру). Среднегодовая сумма торговых операций Франции в Леванте выросла за столетие примерно в 6 раз и поднялась до 70 млн. ливров [428, с. 87].
При этом, однако, удельный вес этих связей в мировой экономике существенно сократился. В конце XVI в. на долю Леванта приходилось около половины французской внешней торговли, в 80-е годы XVIII в.—лишь 9% [310, с. 205]. Английская торговля в Восточном Средиземноморье достигла своего высшего уровня в середине XVII в., когда она составляла около 10% р.сего объема торговых операций Англии, к концу же XVIII в. зтот показатель упал до 1% [310, с. 205; 377]. Несомненно, что
внешнеэкономические контакты Османской империи развивались более медленными темпами, чем общемировые.
Несмотря на увеличение роли океанской торговли, экспортно-импортные операции левантийских портов благодаря работам туркологов «новой волны» по-прежнему привлекают пристальное внимание исследователей. Хозяйственные связи между странами Западной Европы и Османской империей ныне рассматриваются под углом зрения включения последней в мировую экономическую систему, которая начала складываться в Европе с XVI в. Анализ данных о левантийской торговле того времени позволил обнаружить качественные изменения в экономических отношениях империи с европейскими государствами. Со второй половины XVI в. постепенно падает роль международных торговых путей между Востоком и Западом, проходивших через владения османских султанов. Уменьшается значение торговли азиатскими пряностями и предметами роскоши. Сменились и торговые партнеры: венецианских купцов, выступавших в средние века в качестве торговых посредников между Османской империей и Западной Европой, вытеснили представители зарождавшегося капиталистического производства — английские, голландские, французские торговые компании. Наконец, произошло перемещение центра экспортных операций из Египта и Сирии, прежде главных поставщиков пряностей и шелка, в Западную Анатолию и на Балканы, где сосредоточились основные очаги товарного земледелия. Подобные перемены для ряда авторов «политэкономического» направления являются достаточным показателем включения Османской империи в «мировую экономику» на протяжении XVI—XVIII вв. [476, с. 67—72].
На первый взгляд сдвиги, происходившие в левантийской торговле в XVIII в., вполне подтверждают эту гипотезу. Уже в первые десятилетия вывоз сырья для французских мануфактур составлял зи ежегодного импорта Франции (13,5 млн. ливров из 18 млн.). С учетом же продовольствия (2,6 млн. ливров) удельный вес сельскохозяйственной продукции в закупках французских купцов оказывался еще выше. На протяжении столетия вывоз хлопка во Францию вырос по стоимостным показателям в 14 раз, шерсти — в 4 раза, масел — в 5 раз, а вот шелковой пряжи — лишь в 2 раза. К 1730 г. французы прекратили закупать ткани из тифтика (мохера), резко сократились закупки шелковых и хлопчатобумажных тканей. В 1729 г. французский посол Вильнёв писал: «Уже сейчас, вместо того чтобы привозить из Константинополя крашеные холсты, начали доставлять сюда ткани, выделанные в Марселе, и если добиться лучшего их качества, то можно будет отказаться от закупок в Турции и ограничить нашу торговлю в Леванте покупкой хлопка» [407, с. 432, 435—436, 440, 445—446, 451].
