Избранные произведения Том 3 - Марат Ж.П.
Скачать (прямая ссылка):
153-
Я вовсе не выступаю против всей партии государственных людей, я вовсе не смешиваю их всех вместе. Я знаю, что среди них есть много честных граждан, введенных только в заблуждение. Я повторяю: я обвиняю главным образом их вожаков. Мое мнение о них и их приспешниках подтвердила вся нация; публика, ежедневно их видящая, скрепила его. Сегодня, когда они покрыты презрением, они, чтобы отвратить от себя бремя общественного негодования, декларируют, в свою очередь, против наших распрей, они стараются предложить братское примирение. Если бы оно могло быть искренним с их стороны, если бы это не был пустой фарс трусливых лицемеров; если бы это не была лишь новая приманка, чтобы обмануть патриотов, злоупотребить их доверчивостью и тем вернее погубить отечество, нет сомнения, что мои собратья, жаждущие только блага народа, были бы готовы скрепить этот союз. Я сам первым постарался бы его осуществить. Но оставим этот печальный парад! Если они хотят примирения, я предлагаю им средство, которое не вызовет насмешки: объединиться всем сердцем с патриотами Горы, голосовать с ними вместе при всех решениях, касающихся народного благоденствия. Прекратим, наконец, эти позорные споры, отнимающие время, которое нужно для общественного спасения. Враги приближаются: я требую, чтобы мы немедленно занялись набором в армию и реорганизацией министерства».
ПОЦЕЛУЙ ЛАМУРЕТТА, ИЛИ СМЕШНОЕ ПРИМИРЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЛЮДЕЙ С ПАТРИОТАМИ КОНВЕНТА.
КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ ВОЖАКОВ БРИСС01ИНСКОЙ И ЖИРОНДИНСКОЙ КЛИКИ, ПРЕДЛАГАЮЩИХ ЭТО ОБЪЕДИНЕНИЕ.
ИХ УСИЛИЯ ПРЕДАТЬ ЗАБВЕНИЮ ПРЕСТУПНОЕ ПОТВОРСТВО ИХ ДРУЗЕЙ УЗУРПАТОРУ ДЮМУРЬЕ 652
Сейчас говорят только о примирении двух партий, разделяющих Национальный конвент, как единственном средстве спасения отечества. Несомненно, что пока его будет раздирать партийный дух, он не в состоянии будет не только спасти государство, но и вообще еде- 254
Жан Поль Марат
лать что-либо для общественного' спасения, по двум основным причинам.
Во-первых, без единства члены Конвента не в состоянии вырабатывать мудрые законы и сговариваться о разумных, действительно спасительных мерах. Во-вторых, страшные скандальные сцены, происходящие в Конвенте, совершенно подрывают народное доверие к нему, без которого законодатель не может требовать уважения к законам.
Я не стану разбирать, приведет ли нас прямо к цели это желательное примирение. Позволительно усомниться, способны ли люди, не сумевшие установить порядок на своих заседаниях, установить его во всем обширном государстве.
Но честно ли хотят этого примирения и может ли патриотическая партия согласиться на него вслепую, если учесть, что оно предложено противоположной партией, как раз в момент, когда она вызвала к себе отвращение в большинстве департаментов и вскоре вызовет во всех остальных, когда национальные комиссары просветят их; в момент, когда неверный генералиссимус сбросил маску, чтобы захватить власть в Бельгии и Голландии; в момент, когда стало очевидным, что некоторые из ее вожаков замешаны в заговорах Дюхмурье, когда можно предположить, что они ищут только средства прикрыть завесой прошлое и путем этого мнимого примирения добиться амнистии. Во всяком случае допустимо сомнение в их искренности, а если это примирение не откровенное и чистосердечное, оно только отвлечет от других средств общественного спасения и послужит к продолжению наших бедствий.
Что касается меня, я больше хочу его, чем надеюсь. Как бы то ни было, я не желаю препятствовать ему, и так как каждый обязан подумать над своими ошибками, я тороплюсь рассеять сомнения, могущие возникнуть из-за меня, потому что не приходится скрывать, что государственные люди рассматривают меня как камень преткновения из-за тона всех моих произведений с начала революции. Я буду сурово судить свои поступки, но только те, которые я действительно совершил. Марат в Конвенте
153-
Они беспрерывно представляют меня анархистом, попирающим все законы и радующимся только беспорядку. Я приближаюсь к пятидесяти годам: с шестнадцати лет я сам отвечаю за свое поведение. Я прожил два года в Бордо, десять в Лондоне, год в Дублине и Эдинбурге, год в Гааге, Утрехте и Амстердаме, девятнадцать лет в Париже; я объездил половину Европы 653. Пусть наведут справки в полицейских книгах всех этих стран. Я бьюсь об заклад, что там не найдут моего имени в связи с каким-нибудь незаконным поступком. Пусть соберут сведения; бьюсь об заклад, что нет в мире человека, который мог бы упрекнуть меня за какой-нибудь нечестный поступок. Но как же представить, что человек, уважавший в каждой стране установленный порядок, может быть алархистом?
Они представляют меня честолюбцем, стремящимся к власти. Но честолюбец обязательно является интриганом. Однако вычеркните из моей жизни первые детские годы, время, которое я уделил путешествиям, медицинской практике и обязанностям законодателя. Всю свою остальную жизнь я провел в кабинете, за изучением природы и размышлениями. За последние четыре года изменился только предмет моих размышлений: политика, защита угнетенных, раскрытие заговоров против отечества, преследование злоумышленников поглотили все мое время; мои бумаги дважды захватывались; моя переписка была всегда подвластна моим врагам; я бросаю им вызов: нашлось ли там хоть одно слово, свидетельствовавшее о какой-нибудь интриге; меня никогда не видели за столом у министров, в кружках, в тайных комитетах, и несомненно, что мое имя никогда не было замешано ни в одном из планов интриганов, возникавших после революции.
