Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
134 саются до первых двух пунктов и кои принадлежат до Тайной канцелярии, а вступают из разных мест в Сенат, оные распечатывать и определения чинить по оным, с ведома нашего, вам обще с тайным советником Никитою Ивановичем Паниным и дела, кои между тем явятся маловажные — оные жечь, не делая на все то сенатских определений».
Н. И. Панин — тогдашний воспитатель наследника престола, великого князя Павла Петровича, вельможа влиятельный и умный. Отношения его с Екатериной II, как известно, были сложны, однако, в начале екатерининского царствования, когда требовалось упрочить взятую власть (и, тем самым, обеспечить права на престол великого князя — воспитанника Панина), они с Екатериной II тесно сотрудничали. Панин был одним из ближайших советников молодой императрицы, в том числе и по делам политического розыска (например, в деле Мировича). Короче, совместное назначение Панина и Глебова ведать политический розыск объяснялось желанием императрицы держать под контролем действия генерал-прокурора, которому она доверяла меньше, чем Панину.
В 1764 году императрица нашла замену Глебову в лице генерал-квартирмейстера князя А. А. Вяземского. При вступлении на пост генерал-про-курора Вяземский получил пространное наставление императрицы о ведении дел, в нем есть и такие выразительные слова: «Совершенно надейтесь на Бога и на меня, а я, видя такое ваше угодное мне поведение, вас не выдам».
Сразу же после назначения нового генерал-прокурора в феврале 1764 года императрица распорядилась, чтобы «тайные дела», отныне ведал только Вяземский. Так Панина отодвинули от сыска. Почти три десятка лет Вяземский оставался доверенным порученцем императрицы в Сенате, и Екатерина II была им неизменно довольна — он оказался одним из лучших исполнителей ее воли, хотя и вызывал недовольство многих людей.
При Екатерине II была восстановлена старая_система розыска по Москве. Летом 1763 года Екатерина написала Глебову о подчинении Московского отделения Тайной экспедиции не Сенатской конторе, то есть Глебову, а главнокомандующему Москвы П. С. Салтыкову. Салтыков, в свою очередь, непосредственно подчинялся императрице, так что в руках императрицы через генерал-прокурора в Петербурге и главнокомандующего Москвы, сходились все нити политического розыска. Как некогда императрица Анна Ивановна писала записочки в Москву С. А. Салтыкову с указанием выполнить какое-нибудь конфиденциальное задание, так и Екатерина II обращалась с такими же указами к его сыну П. С. Салтыкову, а потом — к его преемнику с 1771 года князю М. Н. Волконскому. Последний вообще пользовался особым доверием государыни.
Сразу после вступления На эту должность Волконский получил указ императрицы: «В бытность в Москве главным командором нашего генерал-фельдмаршала графа Салтыкова тайные дела по тамошним местам поручены были в смотрение и производство ему, как ныне в Москве главная команда от нас поручена вам, то и случающиеся по Тайной экспедиции дела и состоящих там при оной чинов, препоручаем вам в единственное ваше ведение и смотрение, повелеваем об иных доносить нам с своим мнением особыми реляциями и ожидать нашего решения. Екатерина». Позже эту же роль играл главнокомандующий князь А. А. Барятинский, отличившийся в начале 1790-х годов выявлением и преследованием масонов.
Расследования различных политических дел императрица возлагала и на главнокомандующего Петербурга А. М. Голицына (дело самозванки
135 «Таракановой», привезенной из Ливорно в 1775 году) и на его преемника графа Якова Брюса (дело Радищева, 1790 год), других доверенных чиновников и генералов, действовавших как в одиночку, так и в комиссиях. Дело Василия Мировича 1764 года она предписала рассматривать генералу Веймарну, дело Петра Хрущова и братьев Гурьевых поручила, как сказано в указе 24 октября 1762 года, «нашей гвардии трем штаб-офицерам, а именно: гетману графу Разумовскому, и генерал-порученцам Суворову и Bam-ковскому», которым следовало «сие дело секретно исследовать без розысков»- Для В. И. Суворова это было уже не первое поручение или, как тогда говорили, «комиссия». 26 мая 1763 года Екатерина II доверила расследовать ему дело камер-юнкера Федора Хитрово, предоставив для этого довольно большие полномочия: «Естьли где вам занадобится команда гвардии..., вы можете оных требовать по поверенной к вам комиссии».
29 мая императрица с удовлетворением писала Суворову: «Василий Иванович! Из письма вашего я усмотрела произвожение вам порученной комиссии и весьма вашим поведением довольна». Комиссия из трех сенаторов разбирала дело «о дерзостных и вымышленных словах» отставного бригадира Федора Аша в 1777 году.
Особым доверием Екатерины II пользовались А. И. Бибиков и П. С. Потемкин. Бибиков был послан осенью 1762 года в Холмогоры, чтобы уговорить сидевшего в тюрьме принца Антона Ульриха уехать за границу, а с началом восстания Емельяна Пугачева получил поручение провести организацию расследования причин мятежа. 29 ноября 1773 года Екатерина II предписала А. И. Бибикову учредить, под его же ведением, в Казани Секретную следственную комиссию. Комиссия состояла из нескольких гвардейских офицеров и приказных, на помощь которым из Петербурга прислали секретаря Тайной экспедиции, опытного специалиста политического розыска Ивана Зряхова. Он играл важную роль и при самом расследовании — тщательно собирал и записывал сведения о начале мятежа, о первых шагах самозванца, чем особенно интересовалась императрица. В мае 1771 года в Оренбурге образовалась вторая Секретная комиссия капитана А. М. Лунина и капитана- поручика С. И. Маврина. Секретные комиссии подчинялись генералу Бибикову, а когда он неожиданно умер, — другому специальному представителю императрицы — генерал-майору П. С. Потемкину. Работа Следственных комиссий шла под постоянным надзором Петербурга, экстракты по делам колодников присылались в Тайную экспедицию и Екатерина читала их, как и другие документы политического розыска. Это стало для нее привычкой — в одном из писем А. И. Бибикову Екатерина писала: «Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами». Слова эти написаны были в 1774 году. И потом еще более двадцати лет главное сыскное ведомство оставалось «под глазами» императрицы.
