Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
С удовольствием теперь вспоминаю эти дружеские отношения и с грустью должен засвидетельствовать, что на войне в некоторых строевых частях офицеры не жили так дружно, как жили мы, жандармские офицеры, на Ташкентской и Средне-Азиатской железных дорогах. Казалось бы, что на войне, всегда перед лицом смерти, в невзгодах и опасностях, офицерская семья должна была бы сплотиться дружнее, стать крепче, а между тем приходилось замечать обратное: сплетни, интриги, даже наушничество были постоянными явлениями и все это на почве погони за наградами в виде чинов, орденов, получении хорошей должности.
Как чины жандармские, так и государственный контроль на железных дорогах были совершенно независимы от железнодорожной администрации, но железнодорожными преимуществами пользовались на общем основании со всеми служащими. Мы пользовались бесплатным правом двух поездок в год по всем российским железным дорогам лично для себя и для семьи. Это право даже было оставлено для всех ушедших на войну, каковым правом и я воспользовался, когда на войне я никакого отношения ни к Корпусу Жандармов, ни к железной дороге уже вовсе не имел. Помимо этого, дети наши могли приезжать на все каникулы на Рождество, на Пасху, на лето также бесплатно; я и мои дети ездили в вагоне 1-го класса; врачебная помощь, лекарства, топливо и прочее отпускались или бесплатно, или на льготных условиях, как и другим железнодорожным
527 служащим. Кроме того, нам, начальникам жандармских отделений, приходилось ездить иногда в суд в качестве обвинителей по тому или иному делу, за что нам платили еще и прогонные деньги, а ездилй все равно бесплатно по годовому билету, только в таком случае платили не все прогоны, а за вычетом стоимости билета 1-го класса. Мне на Средне-Азиатской железной дороге приходилось ездить и в Ашхабад, и в Самарканд, где в суде вся моя роль сводилась к тому, чтобы сказать: «Поддерживая обвинение против такого-то, прошу применить к нему такую-то меру наказания», — вот и все! За поездку в Ашхабад мне причиталось прогонных около 82 рублей, а за вычетом стоимости билета 1-го класса 18 рублей, на руки выдавали около 64 рублей. За поездку в Самарканд получал около 45 рублей. Справедливо это было или нет, но эти поездки считались законными, и мне они давали лишних 600—700 рублей в год.
Мы все-таки были служащие железнодорожные, но почему теми же преимуществами пользовались и по Ташкентской и по Средне-Азиатской железным дорогам ташкентские охранники, понять не могу. Хотя Ташкентская охранка была учреждением самостоятельным, но так как только три охранки (Петербургская, Московская и Варшавская) существовали законно, а остальные, как были намечены властью Столыпина, так почти все они, доказав свою несостоятельность, затем были уничтожены властью Джунковского, то и Ташкентское охранное отделение, оставленное Джунковским в числе очень немногих в том виде, как было оно при Столыпине, считалось как бы нелегальным, и офицеры для получения жалования считались к нашему Управлению прикомандированными, что некоторых из них ужасно шокировало. На этом основании, вероятно, они и пользовались теми же железнодорожными привилегиями, как мы, что уже было дико и несправедливо. Делая свои темные дела, они, в сущности, были совершенно бесправные.
Для иллюстрации приведу такой случай. Вскоре после известных Ленских событий, героем которых был печальной памяти ротмистр Трещенков (нехороший человек при жизни, я его знал лично, но смертью своей на войне искупивший свои земные грехи)42, появились в Чарджоу подписные листы в пользу вдов и сирот, оставшихся от погибших на Ленских приисках, с печатью «Чарджуйской группы партии социалистов-революционеров». «Откуда, подумал я, в Чарджоу, в такой мировой дыре, могли появиться эсеры и что им здесь было бы надо? Как водится, об этих подписных листах сейчас же узнала охранка, и в Чарджоу был командирован для расследования дела охранный офицер, полковник Иванов, который и начал производить обыски и арестовывать направо и налево, для чего привлек не только меня, местную полицию, но даже просил прислать еще одного офицера из Самарканда, моего коллегу, ротмистра Жуковского.
Обыски никаких результатов не дали, но наарестовал тогда Иванов человек восемнадцать, постановления же об аресте их дал подписать мне, так как сам подписывать их права не имел, как «нештатный» жандармский офицер. Не правда ли, удивительно! Я подписываю постановление об аресте, не зная, за что и по какому-то чуждому мне делу.
К нашему несчастью, мы, офицеры на Средне-Азиатской ж. д., за неимением офицеров губернских для производства подобных расследований и ведения политических дознаний, должны были подчиняться иногда требованиям охранки. И вот Иванов, запрятав в тюрьму за моей под- -писью восемнадцать человек, начал дело «О Чарджуйской группе
528 T
¦ Туркестанской партии с-р», но дальше его вести не пожелал и таковое Я сдал мне, зарегистрировав его как крупное политическое явление в Чар-Щ джоу, настолько крупное, что оно даже попало в «историю революцион-$ ного движения в России», а сам уехал домой. Что же потом оказалось? |t Разумеется, на другой же день ко мне явились все обиженные и огорчен-*¦ ные, с плачем, с вопросом, за что арестованы эти восемнадцать человек, — все их родные и близкие. На вопрос, за что арестованы, я только Jt* разводил руками и честью уверял, что не знаю. Мне не верили, потому
