Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
Можно сомневаться в точности «анализа» Волконским настроений жителей города, за безопасность которого, он как главнокомандующий, отвечал головой. Поэтому Волконский, как каждый начальник, стремился, чтобы картина общественного мнения во вверенной его попечению Москве выглядела для верховной власти как можно более симпатичной. Традиция подобной обработки агентурных сведений была, как известно, продолжена и в XIX веке.
Думаю, что императрица не особенно доверяла оптимистическим рапортам Волконского. Иначе бы летом 1774 года, когда восстание Пугачева достигло пика и стали распространяться слухи о его походе «чтоб тряхнуть матушкой Москвой», она бы не предупреждала Волконского «держать ухо востро», чтобы «хитрый злодей государственный не нашалил в вашем месте и нечаянно посереди города». Тогда Екатерина II сделала и серьезную попытку повлиять на общественные настроения. Императрица, совершившая государственный переворот, обвиняемая народом в убийстве собственного мужа, который вдруг «воскрес» на Яике, нуждалась в благоприятном к ней общественном мнении, хотя, в глубине души, она явно не имела иллюзий относительно народа, которого называла «неблагодарным».
Поощряя занятия Волконского в розыске, императрица писала ему, что «как по умоначертанию нашего народа по теперешним обстоятельствам более надлежит ожидать умножение вралей, нежели уменьшение врак», то она обеспокоена частыми поездками московского главнокомандующего в Контору Тайной экспедиции, и полагала, что всякая такая поездка «может
183 быть в легкомысленных людях, а особливо в развращенных политиках, произ-весть новые вредные толки: во избежание чего» она запретила Вяземскому самому ездить в застенок, а послала для этого в Москву двух офицеров гвардии, которые и должны были заняться розыском.
Влияние на общественное мнение заключалось как в сокрытии от него (впрочем — тщетном) фактов и событий, так и «пусканием благоприятных слухов», которые должны были противостоять слухам, исходящим от «вралей», а также в выявлении и примерном наказании самих болтунов. 29 июля 1774 года Вяземский сообщал: «Здесь, всемилостивейшая государыня, все тихо и, паче чаяния моего, в простом народе гораздо меньше вранья, как прежде было, что могу приписать строгому смотрению полиции: как обер-полицмейстер, так и подчиненные его офицеры, наипримернейшим образом должность свою исполняют и не только безпрестан-ные по городу патрули делают, но и неприметным образом о всем разведывают, где только собрания народный бывают». В письме 1 августа 1774 года Вяземский эту тему продолжил: Лдесь тихо, но в уезде есть разглашения, что будто злодей Пугачев, называя его Петром Третиим, сюда идет, от чего многие в страх пришли. Я послал в разныя места партии казацкия таких вредных разгласителей ловить и стараюсь тот страх из головы у слабых людей выбить». По городам губернии разослали указ о «ловлении разгласителей».
Беспокоил власти и высший свет, и простые дворяне. Петербургскими «вралями» занимался С. И. Шешковский, а в Москве это дело императрица поручила Вяземскому. По его наблюдениям, причиной слухов являлись «по большей часта барыни», с которыми он уже проводил «разъяснительные» беседы: «Я уже многим принужден был мораль толковать, кажется, поосторожней стали в болтаньях своих». И позже императрица не упускала возможности выведать и наказать распространителей слухов и пасквилей о ней: «Старайтесь через обер-полицмейстера — пишет она 1 ноября 1777 года о каком-то пасквиле Вяземскому, — узнать фабрику и фабриканта таковых дерзостей, дабы возмездие по мере преступления учинить можно было».
В нескольких случаях мы имеем дело с очевидными провокационными действиями сыска, хотя принято считать, что провокация — детище Департамента полиции второй половины XIX века. Впрочем, П. Е. Щего-лев считал первым провокатором Ипполита Завалишина, создавшего из молодых офицеров в 1826 году в Оренбурге тайное революционное общество, чтобы потом выдать его участников властям. Выше уже говорилось о личном участии Петра I в аресте государственных преступников. Обстоятельства этого ареста интересны как раз тем, что власти использовали провокацию. Напомню, что 9 декабря 1718 года Петру I стало известно, что приехавший в Петербург тихвинский архимандрит на монастырском подворье по ночам «певал молебны тайно» перед чудотворным образом Богородицы (надо понимать — знаменитой Тихвинской Божией матери). Царь приказал доносчику на архимандрита гардемарину Каблукову пойти к святому отцу и просить его, чтобы он «пред помянутым образом Пресвятая Богородицы отпеть ему молебен тайно ж». И когда архимандрит начал ночную службу, гут-то и нагрянул сам царь, который забрал образ и архимандрита с его людьми в Тайную канцелярию.
В 1713 году Стефан Яворский пытался уличить Д. Е. Тверитинова в еретичестве. Для этого Леонтий Магницкий и вице-губернатор Москвы
184 В, Ершов пригласили в гости Тверитинова и фискала Михаила Косого, который также высказывал нетрадиционные мысли о церкви и устроили дискуссию. Застолье продолжалось одиннадцать часов, но Тверитинов, хотя «в лице зело испал и почернел», но ловко уходил от расставленных сетей. И в новом застолье он, по рассказам провокаторов, говорил «осторожно и вежливо». Поэтому, чтобы расправиться с Тверитиновым, пришлось искать другие пути для доноса на хитреца.
