Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
Допрос сразу же после ареста применил и обер-прокурор Сената В. А. Всеволожский, приехавший в 1769 году в Устюжну-Железнополь-с кую расследовать дело корнета Ивана Батюшкова, который говорил о себе как о сыне английского короля и Елизаветы Петровны. Как писал в отчете Всеволожский, при встрече с Батюшковым он «хотел первое смятение чувств его употребить себе в пользу к открытию дела, мне порученного, и для того объявил данное мне высочайшее повеление об исследовании над ним, Батюшковым, по показанию Опочинина, не сказав, однако же кто на него доносит. После сего я увещевал его и, приводя к чистосердечному покаянию, спрашивал у него по заготовленным статьям».
178 Сочинением инструкций нарочным подготовка к аресту политического преступника не ограничивалась. В ряде случаев нам известно, что до ареста за подозреваемым велось наружное наблюдение. Об этом писал голландский дипломат де Би, переписка которого с Гаагой летом 1718 года во время дела царевича Алексея Петровича, подверглась перлюстрации, а за самим дипломатом следили. Он сообщал в Гаагу: «Я узнал от слуг моих, что... в течение трех недель, с самого раннего утра, безотлучно находилось в саду моем неизвестное лицо, которое записывало всех, приходивших ко мне... , я ни разу не выходил из дому без того, чтобы за мною не следили издали двое солдат, чтобы видеть, с кем я буду разговаривать дорогою». Позже вице-канцлер П. П. Шафиров подтвердил дипломату, что за ним следили — русскому правительству не нравились его депеши в Голландию и поэтому решили проследить, откуда он для них черпает материал. По этому же делу еще до ареста была установлена слежка и за близким к царевичу Алексею Петровичу А. В. Кикиным. Петр I писал из Москвы в Петербург А. Д. Меншикову, что еще до отъезда в Москву на расследования «вам я приказывал при отъезде, чтоб на него око имели и стерегли, чтоб не ушел».
Шпионаж за иностранцами и собственными подданными был делом обычным в России с незапамятных времен. Речь идет не о добровольных или вынужденных доносчиках, а о службе более-менее профессиональной. Адам Олеарий описывает как в Москве XVII века боролись с матерщиной: «Назначенные тайно лица должны были по временам на переулках и рынках мешаться в толпу народа, а отряженные им в помощь стрельцы и палачи должны были хватать ругателей и на месте же, для публичного позорища, наказывать их». Шпионами были, как правило, люди из полиции, переодетые солдаты, мелкие чиновники, торговцы, преступники, которых поймали с поличным, но выпустили, чтобы они «отрабатывали» свою вину. Дело 1740-х годов о Ваньке Каине показывает, как это происходило в жизни.
Ванька Каин, крупный московский вор и грабитель, «покаялся» перед властями, выдал несколько десятков своих товарищей и стал официальным «доносителем» Сыскного приказа. При этом он, как сказано выше, взялся за старое дело, сочетая сыскную и доносительскую работу с ремеслом вора и грабителя. Когда впоследствии Каина спросили, почему он не выдал целую банду уличных воришек, снимавших на улицах с людей шапки, то Каин отвечал, что все они работали на него: если требовалось найти какую-нибудь ворованную вещь или пропавшего человека, они рассыпались по Москве, по всему ее «дну», и находили то, что нужно было Ваньке и его клиенту. Этими же средствами пользовалась и тайная полиция для добывания различных сведений. /
В документах XVIII века часто употребляется выражение «Под рукой», что означает тайные действия, секретный сбор материалов и сведений. Такие задания часто давала главнокомандующему Москвы С. А. Салтыкову императрица Анна Ивановна, Которая писала ему: «Как возможно тайным образом истину проведать и к нам немедленно написать». С помощью шпионов, которые в 1740 году по выражению людей тех лет, «лежали на ухе» у регента империи герцога Бирона, он узнавал многие придворные тайны и мнения и жителей Петербурга о его правлении. Впрочем, помогло это ему, как известно мало — вскоре Бирона сверг Миних.
За цесаревной Елизаветой Петровной, которую императрица Анна Ивановна, а потом и правительница Анна Леопольдовна опасались как
179 возможную конкурентку в борьбе за престол, в 1730 — начале 1740-х годов был установлен постоянный тайный присмотр. В 1742 году, после того, как Елизавета оправдала все-таки опасения своих предшественниц и стала императрицей, Мишка обвинили в том, что он шпионил за цесаревной. В оправдание он говорил, что организовать слежку за цесаревной приказала ему, еще в 1731 году сама императрица Анна Ивановна, «поне-же-де (Елизавета. — К А) по ночам ездит, и народ к ней кричит, показуя свою горячность, кто к ней в дом ездит». Возле дворца цесаревны учредили особый тайный пост — «безвестный караул», при котором долгое время, «бессменно для присматривания», находился урядник Щегловитов.
В январе 1741 года на этом посту стояли аудитор Барановский и сержант Оберучев. Тем самым они исполняли именной указ правительницы Анны Леопольдовны, которая через гвардейского майора Альбрехта предписала Барановскому: «На том безвестном карауле имеет он смотреть во дворце... Елизавет Петровны: какия персоны мужеска и женска полу приезжают, також и Ея высочество... куда изволит съезжать и как изволит возвращаться, о том бы повсядневно -Подавать записки по утрам ему, майору Альбрехту», что тот и делал. Для этого Барановскому отвели специальную квартиру в соседнем с дворцом доме, из которой, по-видимому, и велось наблюдение за всеми посетителями дворца Елизаветы. Квартира-пост была строго засекречена и о сохранении тайны ее помощника Барановского сержанта Оберучева предупреждали под страхом смерти. Утренние записки-отчеты шпионов сразу попадали к мужу правительницы, принцу Антону-Ульриху.
